С дистанции моих нынешних лет кажется, что бабушка всегда относилась к своим бывшим наставницам как к непререкаемым авторитетам, чьи слова и поступки ценились ею необычайно. Во всяком случае, она воспринимала их как олицетворение самых замечательных и важных традиций прошлого, которые поэтому часто сближала, а иногда даже отождествляла с родительскими и дедовскими наказами.
Поскольку оба родителя моей бабушки рано осиротели и воспитывались лет с десяти тетками, у прадедов, цитируемых уже их внучкой, не сходили с уст «тетя Маша» (Гартунг) и «тетя Анна» (она же «тетя Анет» Гоголь). Во всяком случае, бабушка эталоном стиля, вкуса, даже личной гигиены и, как теперь принято говорить, «здорового образа жизни» всегда считала, со слов матери, «тетю Машу», а эталоном демократизма, со слов отца, – «тетю Анну». Судя по тому, что дочь Пушкина Мария (по мужу Гартунг), как известно, произвела глубокое впечатление на Льва Толстого (ее туалет и внешность послужили ему для описания Анны Карениной на балу), такая символическая эмблема в устах моей бабушки имела основание. Тем более другой символ, выражающий дух какого-то христианского демократизма, в лице сестры Н. В. Гоголя, подтверждают не только воспоминания о намеренном провинциальном воспитании детей практически без горничной (дескать, стыдно двенадцатилетнему мальчику не уметь пришить пуговицу!), но и сохранившиеся вполне материальные предметы – деревянный грибок для иголок и штопки, прошедший вместе с Николаем Быковым, по его словам, «огонь, воды и медные трубы» русско-турецкой кампании, и икона Спасителя, которая хранилась у бабушки в божнице. Их вручила молодому выпускнику кадетского корпуса при его первом назначении его вторая мать – «тетя Анна».
Надо сказать, бабушка чаще всего вспоминала педагогические приемы именно своего демократичного отца, бывшего до женитьбы адъютантом старшего сына Пушкина. Он держал всех детей в строгости и без серьезной надобности не разрешал им беспокоить слуг. Никогда не позволял себе повышать на них голос, в ходе детских праздников вовлекал их в совместное хоровое пение и игры. Когда приучал свою четырехлетнюю дочку не класть локти на стол во время еды, по замечанию бабушки, действовал осмотрительно, не называя знакомых ей лиц и тем поддерживая авторитет слуг: «Клади так локти, Сонечка, клади, мы и жениха тебе подыщем такого же. Он будет держать руки в карманах, класть ноги на стол и сморкаться через плечо. У нас с твоим дедушкой был такой солдатик в полку, ох и красавец! Жалко, он уже женился, наверняка его невеста умела и в носу ковырять! Ну ничего, мы такого же и для тебя подыщем!»
