Косиног. История о колдовстве | страница 65
Услышав топот, Абита вздрогнула, вскочила на ноги, сердце в ее груди забилось пойманной птицей.
«Что это?»
Однако ответ ей был известен.
Шум – мягкий, глухой стук копыт оземь – приближался.
Подхватив ушат, Абита метнулась к двери, насыпала вдоль порога дорожку из соли с золой, а после подбежала к единственному оконцу, закрыла и заперла на задвижку прочные дощатые ставни, тонкой струйкой высыпала горстку смеси на подоконник, вновь повернулась к дверям и замерла в ожидании. Казалось, прижатый к груди мушкет вот-вот выпадет из трясущихся рук.
– Поди прочь, Косиног, – прошептала она. – Сгинь, сгинь, пропади.
Топот копыт обогнул домик сзади. В щелях между досками ставней мелькнула тень. Вскоре копыта вновь застучали невдалеке от крыльца, и топот утих.
– Хелло, – раздалось снаружи. – Абита, ты дома?
«Человек! Кто-то из деревенских! Ох, слава Богу!»
Бросившись к выходу, Абита прислонила мушкет к стене, отодвинула тяжелый засов и рывком распахнула дверь.
У крыльца стоял знакомый жеребец белой масти. С седла на Абиту изумленно взирал Уоллес Уильямс.
– Проснись.
– Не желаю.
– Они здесь. Ты должен убить их.
– Я мертв.
– Принюхайся. Чуешь их?
Токи крови в их жилах зверь чуял, да еще как. Люди. Двое.
– Ты должен убить их, Отец.
– «Отец»?
– Ты позабыл свое имя?
Зверь напряг память, стараясь припомнить хоть что-нибудь, однако все вокруг укрывала тьма. Вдруг тьма встрепенулась, зашевелилась, отрастила лапки – множество тоненьких, колких, когтистых лапок.
– Нет! – прошипел он, видя, что тьма жива, что это вовсе не тьма, а множество, великое множество черных пауков, облепивших его сверху донизу.
Попытавшись смахнуть их, он обнаружил, что не в силах пошевелиться, намертво спутанный клейкими нитями паутины…
Едва не задохнувшись от ужаса, Отец поднял веки, сел, лихорадочно заозирался в поисках пауков, однако никаких пауков поблизости не оказалось – только опоссум, ворон и рыба. Все трое в испуге таращились на него.
– Все в порядке, Отец, все в порядке. Тебе просто кошмар привиделся.
Отец молча смерил их взглядом.
– Ты нас не узнаешь?
Голова Отца откликнулась тупой, ноющей болью.
– Вы… Лес… Небо… и Ручей.
Троица диких облегченно вздохнула.
Издалека донеслись чьи-то вопли.
– Человек рядом, – пояснил Лес.
Отец, поморщившись, прижал ладони к вискам.
– Кровь. Его кровь вмиг прогонит боль прочь.
Отец кивнул, с трудом поднялся на ноги, но едва не сомлел и ухватился за столб, что подпирал крышу хлева. Услышав голоса, он отступил во мрак, вспомнил, как становиться невидимым, и стал невидим.
