В поисках дома, подходящего под описание Лин, я поднимаюсь на гребень дамбы, к эстакаде, и вскоре ее гудящая бетонная громада нависает надо мной, как своды собора. Толстые опоры, на которых она покоится, ежедневно выдерживают четверть миллиона машин. В других странах такая постройка выглядела бы пугающе, но здесь все чисто и ухоженно. Опрятные мусорные баки выстроились в ряд, чуть дальше под эстакадой кто-то выгуливает собаку. Мимо меня проезжает на велосипеде девушка в ярко-синей спортивной куртке, на ходу поглядывая в телефон. Деревенская жизнь продолжается, индустриальная застройка почти ее не коснулась.
Пару часов я изучаю окрестности, в основном брожу среди жилых послевоенных домов, которые пристроены к старым, но иногда натыкаюсь на приметы былой сельской жизни. Почти на закате мне попадается дом, который совпадает с описанием Лин: белый, одноэтажный, на восточной окраине. В торце у него амбарная дверь, под крышей – четыре квадратных окошка – наверное, переоборудованного чердака. Дом стоит вплотную к дамбе, и от дороги его заслоняют густые заросли ежевики и других кустов.
Все ровно так, как я представлял себе этот фермерский дом, и, когда вокруг сгущается темнота, живо воображаю, как Лин и Йо карабкаются по крутому склону, на котором я стою. Заглядываю сквозь кустарник в темные окна дома, делаю несколько снимков. Потом снова поднимаюсь к реке и смотрю сверху на черепичную крышу. Я понимаю, каким маршрутом Лин и Йо пробирались отсюда к центру деревни, стараясь не удаляться от дамбы и берега реки, и потом снова преодолели дамбу и побежали прочь. Да, я все больше уверен, что вижу их маршрут и смогу его повторить.
Но уже через двадцать минут на южной окраине деревни я вижу еще один дом. Он тоже стоит вплотную к дамбе, но к другой, пониже, и вполне подходит под описание Лин. Один этаж, кругом кусты. Я снова делаю снимок, теперь в ярком свете уличных фонарей, и чувствую, что моя вера в собственное воображение слабеет.
К чьей памяти я обращаюсь? Лин или собственной?
Годом позже, когда я покажу Лин свое описание ее бегства из Эйсселмонде, она разволнуется, и не потому, что оно неправдоподобно, а потому, что, в отличие от ее более ранних детских воспоминаний, тут много лакун, которые ей не заполнить. Она помнит, как Йо в темноте нес ее на спине; помнит дамбу; помнит, как они крались между домов; а потом сразу – убежище, предоставленное Сопротивлением, и как там было грязно и похоже на кабак или таверну. Помнит койки наверху и как она ночевала в одной постели с еще двумя людьми. И невыносимую вонь. Но велик ли был дом, долго ли они туда добирались – и шагом или бегом? Все как в тумане. Ей кажется, что в моем изложении бегство выходит слишком динамичным. А ведь она была просто безучастной зрительницей, которая наблюдала за происходящим.
