Я снова смотрю на фотографию деда на фоне карт в три человеческих роста. С учетом того, что́ он пережил перед войной и во время нее, ясно, к какому выбору он склонялся: централизованное планирование с чистого листа, образование, машины и парковки, больше железнодорожных веток, расширение дорог – все эти улучшения принесут общее процветание и достойное обеспечение больным и престарелым. И все это можно оплатить за счет доходов от фабрик. Несмотря на все ужасы, война показала, что правительство и промышленность, объединив усилия, способны все преодолеть.
* * *
Время обеда, и я иду перекусить сандвичем. Реконструция в 1960-х почти не затронула центр города, где располагается библиотека, хотя его и планировали снести. Опершись на кованые перила, я разглядываю очаровательно кривобокую средневековую ратушу, сложенную из камня и кирпича, напротив низкого арочного моста. По сторонам от нее – ренессансные купеческие дома с зубчатыми щипцами, поблескивающими на солнце. Однако это лишь крошечный островок старины в море современной застройки. Примерно в двухстах метрах дальше по улице я вижу тусклое, серо-коричневое кирпичное здание магазина C&A, белая панельная отделка которого уже пошла пузырями.
Сегодня утром я наконец-то если не понял, то по крайней мере смог объяснить себе, как в прошлом градостроители, и здесь, и по всей Европе могли ради таких вот новых зданий сносить старинные дома. Они верили в прогресс и хотели избавиться от истории, что и воплотилось в лихорадочных перестройках послевоенных десятилетий. Размышляя о деде и о том, что́ он пережил в войну, я начинаю понимать, где корни его деятельности.
Вернувшись в библиотеку, я погружаюсь в историю Дордрехта следующего десятилетия: благие начинания закончились едва ли не в одночасье. 1 января 1970 года фабрика «Беккерс», производившая металлоизделия, прекратила существование, и двести двадцать человек остались без работы. Через несколько месяцев объявила о скором закрытии фармацевтическая компания «Хефаро». На сцену внезапно вышли азиатские конкуренты; США разорвали связь между золотом и долларом, и голландский экспорт подорожал; а потом грянул нефтяной кризис. Дордрехт, который недолгое время казался обновленным и полным надежд, теперь стал старомодным, грязным и слишком маленьким для подобного бремени. Крупнейшие компании – «Томадо», металлургические, фабрика кожаных изделий, «Виктория Бисквитс», верфи, пивоварня – или обанкротились, или перенесли производство в другие города. С 1975 года город, население которого до сих пор составляло всего сто тысяч человек, неуклонно терял две тысячи семьсот рабочих мест в год. Безработица привела к росту преступности и наркомании, участились конфликты на расовой почве с марокканскими гастарбайтерами, которых пригласили в Дордрехт на работу именно тогда, когда началось сокращение штата. К тому времени дед уже не состоял в городском совете, потому что его избрали в Первую палату парламента. Семья на некоторое время переехала в Брилле, маленький городок на западе страны, где дед стал мэром. Однако его попытка получить место во Второй палате – основной палате национального парламента, палате представителей – успехом не увенчалась. Он был страстным модернизатором, и беда, постигшая родной город, нанесла ему сильнейший удар.
