Василий играл на гармони, рассыпая самую зажигательную из всех мелодий, которые только знал. Под эту песню в его родном крымском селе на день святителя Спиридона устраивали пляски вокруг костров, которые зажигали в каждой деревне и огни которых казались издалека тонкой светящейся полоской вдоль реки, протянувшейся прямо до Феодосийского залива. Этой мелодии его, тогда еще совсем кроху, научил отец, прежде чем совсем обезножил от беспробудного пьянства и был отправлен в городскую больницу, где и умер. Он был лучшим музыкантом в селе, его отец, и не было миски или кастрюли, дудки или просто трубочки с парой отверстий, которая не ожила бы под его волшебными пальцами или большими подвижными губами, которая не превратилась бы в дьявольской силы инструмент, заставляющий приплясывать и хромого и безногого. «Запомни, сын, музыка – она от беса, потому в ней столько силы, потому супротив нее никто не пойдет…» – сказал однажды отец, спустившись нетвердым шагом с колокольни. Он бил в колокола, заткнув уши, чтобы не стать глухим, а чтобы не затухал в груди огонь вдохновения, прихватывал с собой бутылку водки. Два раза в год, на Рождество Христово и в Спиридонов день, отец и дядя поднимались на колокольню и попеременно, словно соревнуясь между собой, вызванивали свои сумасшедшие и ритмичные, могучие и нервные мелодии, соединяя мощные, воинственные удары с легким, невесомым перезвоном, и послушать их собирались люди со всех окрестных деревень.
И как прежде его земляки, обитатели палатки номер сорок семь в этот вечер не могли усидеть на месте, слушая игру Василия. Одни пустились в пляс, другие отбивали ритм каблуками, забыв Ипсиланти, тайгу, загубленные жизни товарищей, свой поход и войну.
– Эх, животом клянусь, как только дойдем до Тобольска, выпью столько водки, чтобы спать без продыха три дня! Хватит с меня дурости нашего князя! – закричал Михаил, остановившись, чтобы схватить бутылку и сделать несколько больших глотков. – А тебе, Игнатик, я оставлю весь мой спирт, ты ведь все равно в нем никакого вкуса не находишь!
Игнат, совсем юный стрелок из первого батальона, сидел в углу рядом с лежаком Михаила и широко распахнутыми голубыми глазами смотрел на товарища, который безудержно хохотал, передавая друзьям бутыль, и хлопал в ладоши, подстегивая Василия играть еще быстрее.
– Поздно уже, мы, наверное, разбудим всех? – Игнат спрашивал скорее глазами, чем голосом, а Михаил снова зашелся смехом:
