И, тяжело переводя дыхание, добавил:
— В кармане путевка… Дал ее мой приятель, секретарь Союза Строи тельных Работ — Лабуле.
Понизив голос, добавил:
— Только не медлите! В девять часов надо уже быть на работе.
И исчез. Точно сон наяву.
Мы быстро оделись, наспех позавтракали и, захватив рабочие халаты и папиросы, бросились на улицу, где нас ждал вспотевший Мещанинов.
На вокзале наш бригадир, наполненный геройским воодушевлением, втолкнул нас в первый попавшийся вагон старомодного поезда и громко сказал:
— Помните, ребята, отныне вы не художники из «Ротонды», а маляры из строительного Союза.
Потом, помолчав, добавил:
— Забудьте на один день о Мане, Ренуаре и Сезанне…
Через десять минут невзрачный паровоз уныло взревел и наш поезд, с наигранной живостью, понесся в Малаховку, куда мы благополучно прибыли в 9 часов утра.
Малаховка (Malakoff) — небольшой тихий городок. Увидев его, я вспомнил поэтические пейзажи замечательного Писсарро. Приветливые белые двухэтажные домики, ярко зеленые жалюзи, французские высокие красные крыши. Над ними нежно-голубое, ласковое небо. На улицах величественные каштаны и клены, которые, вероятно, должны были малаховцам внушать радость и бодрость.
В конце городка мрачные казенные склады — очевидно, объект нашей будущей малярной работы.
Разыскав шефа работавших там маляров, Мещанинов торжественно вручил ему путевку. Отрекомендовав меня и Малика как двух опытных маляров, он сказал:
— Время не ждет. Дайте нам краски и кисти. Мы хотим, не теряя времени, работать.
Поглядев на нас недовольными глазами, шеф иронически улыбнулся и спросил:
— Скажите откровенно, вы художники с Монпарнаса?
— Что вы! Что вы! — гордо ответил ему наш бригадир. — Мы — маляры. Настоящие профессионалы.
И, с подчеркнутым рабочим достоинством, добавил:
— Русские эмигранты.
— Посмотрим… посмотрим… — тихо и недоверчиво сказал шеф. Вид его не внушал нам симпатии. Это был молодой человек с лицом и жестами уличного циркача. Он еще раз на нас поглядел и, презрительно улыбнувшись, ушел.
Через минут пять он вернулся с тремя малярными кистями и двумя большими банками, доверху наполненными красной охрой.
— Вот! Получайте! — сказал он небрежно. — Только краску экономьте!
Поставил он нас на самом безжалостном солнцепеке. Около мрачного одноэтажного здания.
— Красьте оконные рамы, — добавил он сквозь зубы. — Их здесь четырнадцать штук. Запачкаете подоконники — вычту из заработка. В обеденный час приду к вам. — И растаял.
