Медведь | страница 9
— Фиу, фиу!
Или по-нашему:
— Где ты, мама?
Сильней и сильней свистит:
— Фиу, фиу! (Да где же ты, наконец?)
Слышу, Домна Ивановна из кухни — как мать отвечает сквозь сон человеческим детям:
— Милый ты мой…
И так пошло у них. Тетеревёнок внизу:
— Фиу! (Где ты, мама?)
Домна Ивановна сверху сквозь сон:
— Милый ты мой…
Потом, видимо, тетеревёнок нашёл нашу ягоду и замолчал. А я отлично умею по-тетеревиному. Я просвистел:
— Фиу, фиу! (Где ты, мама?)
И Домна Ивановна сейчас же ответила:
— Милый ты мой…
Осенью этого Терентия, в полном чёрном пере, с хвостовыми косицами лирой и красненькими бровями, я перевёз к себе в город, пустил на чердак и всю зиму кормил овсом. Весной у меня на чердаке начался настоящий тетеревиный ток, и это так непривычно, так невероятно — в городе токующий тетерев, — что мой сосед, слесарь Павел Иванович, долго верить не хотел и думал, что это я сам, охотник, потешаю себя и бормочу по-тетеревиному.
— Смотрите, Павел Иванович! — прошептал я.
И позволил ему из-за моей спины посмотреть. Сам, конечно, пригнулся. Терентий, хорошо освещённый из слухового окна, ходил по чердаку кругом; на пригнутой к полу его голове горели брови ярко-красным цветком, хвост раскинулся лирой, и по-своему он пел. Эту песню свою он взял у весенней воды, когда она, переливаясь, журчит в камешках, — так хорошо! Время от времени, однако, эта прекрасная, но однообразная песня ему как бы прискучивала. Он останавливался, высоко поднимал вверх свой пурпуровый цветок на голове — прислушивался, воображая врага, и с особенным, лесным звуком «фу-фы» подпрыгивал вверх, как бы поражая невидимого противника.
Слесарь Павел Иванович не мог долго оторваться от этого дивного зрелища, и когда наконец я напомнил ему о работе, мы спустились, и на прощанье он мне сказал:
— Спасибо, спасибо, Михаил Михайлович, очень пришёлся мне по сердцу ваш Терентий.
