Михаил Муравьев-Виленский. Усмиритель и реформатор Северо-Западного края Российской империи | страница 43



1815 год еще более раздражил панов Литвы против правительства русского. В состав вновь созданной Польши Литва не вошла и, значит, не воспользовалась либеральными началами, лежавшими в основе государственной жизни нового Царства. Правительство, как бы сочувствуя положению Литвы и желая хотя отчасти смягчить всю тягость нового положения страны, — сосредоточило в Варшаве всю служившую в армии молодежь Литвы и из них же сформировало Литовский корпус, все высшие и низшие должности страны заместило польскими уроженцами, и главное управление Литвы подчинило наместнику Царства Польского; в отношении воспитания и просвещения, под покровительством попечителя Виленского учебного округа князя А. Чарторыского, допустило основание целой массы училищ с явной целью воспитания молодежи в духе польском, и чувству ненависти ко всему русскому»[70].

Для внутренней и внешней безопасности империи последствия такой «национальной политики» оказались во многом негативными. В целом же новые имперские институты власти до начала 30-х гг. XIX в. не столько конструировали, сколько юридически фиксировали те культурные различия, которые существовали между польско-католической элитой и крепостным западно-русским крестьянством. Польское восстание 1830–1831 гг. внесло известные коррективы в традиционную имперскую политику на западных окраинах России. В 1839 г. была упразднена Брестская церковная уния, что позволило кардинально изменить конфессиональную ситуацию в регионе[71]. Следует отметить, что упразднение Униатской церкви произошло только на территории Западного края Российской империи. В Царстве Польском Униатская церковь была сохранена и просуществовала до 1875 г.

Теперь численно доминирующей Церковью в Литве и Белоруссии стало «господствующее» русское православие, а «терпимое» польское католичество осталось в меньшинстве[72]. Как следствие, мирное воссоединение более полутора миллионов униатов с Русской православной церковью еще резче разделило польско-католическую, помещичье-шляхетскую элиту и крепостное, теперь уже православное, западнорусское крестьянство[73].

На парадоксальность сложившихся колониальных отношений, которые обусловили особый характер господства польской дворянско-католической элиты над русским православным крестьянством, указывал известный ученый славяновед А. Ф. Гильфердинг: «Но где видела история пример, чтобы народность, господствующая в государстве, народность его создавшая, была в одной части этого государства подавлена другой, покоренной народностью? … его дано было осуществить России, которая в течение трех поколений могла сносить, чтобы под ее властью, в пространных областях ее державы, русская народность была подавляема, преследуема и даже уничтожаема меньшинством иноземцев. И это она допускала в тех самых странах, где началось гражданское развитие русского народа, где так долго сосредотачивалась его государственная жизнь и его просвещение!»