Сказание о Рокоссовском | страница 15
Юлия сердилась, но все же украдкой приподнимала занавеску.
Помог случай. Как-то раз Рокоссовский увидел, что один из молодых командиров в воскресный день на бульваре прогуливается с девушками, среди которых была и его Чайка.
Попросил, преодолевая неловкость:
— Представьте меня ей.
— Представить? — с некоторым недоумением переспросил командир. — Да я вас просто познакомлю.
В следующее воскресенье знакомство состоялось.
Полвека спустя Юлия Петровна Рокоссовская рассказывала:
— Первое, что поразило меня, — это его застенчивость, его, я бы сказала, рыцарское отношение ко мне, к девчонке.
На всю жизнь запомнился ей тот первый вечер, когда они шли по темным спящим улицам городка. Азиатская медно-зеленая луна стояла в небе, черное кружево теней лежало под ногами, ночные фиалки, не слышные днем, пахли пряно и нежно.
Они шли мимо массивных древних стен гостиного двора, мимо старых купеческих особняков. Громада Троицкого собора чугунной чернотой врезалась в небо. Было тихо. Только далеко за садами молодо и заливисто лаяла собака.
Говорили, говорили... Впрочем, больше говорила она. Он и тогда не был особенно разговорчивым.
— Правда, тихий у нас городок? Даже трудно поверить, что по этой дороге когда-то тянулись торговые караваны в Монголию, в Китай. — И Юлия прочла строку из запомнившегося стихотворения: — «Запад есть Запад, Восток есть Восток...»
— Киплинг.
Юлия вопросительно посмотрела на своего спутника:
— Вы любите стихи?
— Люблю.
Это было удивительно, неожиданно. Военный, кавалерист, герой войны (видно по орденам) — и вдруг любит стихи.
Попросила:
— Прочтите. Наизусть что-нибудь помните?
— Помнить-то помню... — проговорил он нерешительно.
— Пожалуйста!
— Стоит ли?
— Прошу.
— Я не умею декламировать.
— Очень прошу.
И он стал читать.
Потом, полвека спустя, Юлия Петровна Рокоссовская говорила:
— Вероятно, это покажется неправдоподобным, но я до сих пор помню тот его тихий, взволнованный голос.
Он тогда читал: