Потом он открывал глаза и медленно возвращался к реальности. Он чувствовал за собой какую-то вину. Позднее, на первом причастии, когда аббат Жуссом спросил его: «Нет ли у тебя дурных мыслей? Не осквернил ли ты чем-либо свою непорочность?..» — он сразу же вспомнил эту игру с туманом. Да, в этом было нечто порочное, богопротивное. Однако он никогда не переставал играть в эту игру и даже усовершенствовал ее… У Равинеля возникало чувство, что он стал невидимкой и рассеивается подобно облаку. Так было, например, на похоронах отца… В тот день стоял такой туман, что катафалк казался кораблем, который то погружается на дно, то всплывает на поверхность. Это был какой-то другой мир… Ни грустный, ни веселый… Просто великое умиротворение… Переход за запретную черту.
— Двадцать минут одиннадцатого.
— Что?
Равинель вновь увидел себя в этой плохо освещенной и бедно обставленной комнате, рядом с женщиной в черном пальто, которая вынимала из кармана какой-то пузырек. Люсьена! Мирей! Он глубоко вздохнул и возвратился в реальную жизнь.
— Ну хватит, Фернан! Возьми наконец себя в руки! Давай-ка открой графин.
Она говорит с ним как с ребенком. Именно за это он и любит ее — доктора Люсьену Могар. Какая шальная и неуместная мысль. Доктор Могар — его любовница! Иногда это кажется ему просто невероятным, почти чудовищным. Люсьена вылила содержимое пузырька в графин, поболтала его, чтобы все перемешалось.
— На, понюхай сам. Никакого запаха.
Равинель понюхал. Действительно никакого запаха. Тогда он спросил:
— Ты уверена, что доза не слишком велика?
Люсьена пожала плечами.
— За это я не ручаюсь, если она выпьет весь графин. Думаю, она удовлетворится одним-двумя стаканами. Я знаю, как это действует!.. Можешь мне поверить: она тут же заснет.
— А… при вскрытии не будет никаких следов?..
— Мой бедный Фернан, это ведь не яд, а простое снотворное, которое сразу же усваивается… Ну давай, садись за стол.
— А не рановато ли?
Они одновременно посмотрели на будильник. Двадцать пять минут одиннадцатого. Сейчас парижский поезд проходит сортировочную станцию Гран-Блоттеро. Через пять минут он остановится у перрона нантского вокзала. Мирей ходит быстро. Чтобы дойти сюда, ей понадобится не более двадцати минут. Или чуть меньше, если она сядет на трамвай и доедет до площади Коммерции.
Равинель сел за стол, развернул ветчину. При виде розоватого мяса он испытал приступ тошноты. Люсьена налила вина ему в стакан, огляделась и, кажется, осталась довольна.
