Он особенно остро и вдруг ощутил себя главным, опытным и вообще — режиссером.
— Руки — сюда.
Аня послушно положила руки на металлические поручни, вмонтированные в кафель. Ногами она стояла на дне ванной. На коленях.
— Умница… — это его шепот? Того, кто испытал минут десять назад мощнейший оргазм? Ну да, его, чей же еще?
Но ведь она и в самом деле умница. Вид обнаженной девушки, держащейся руками за поручни, стоящей на коленях — нет, даже не возбуждал. Он будил что-то внутри. Чему Костя не знал названия. Потому что никогда раньше не испытывал подобного чувства.
И поэтому просто молча прижался к ней сзади и двумя руками предъявил права.
На все.
На упругую пышную грудь с тугими затвердевшими горошинами сосков. На твердый, подрагивающий от напряжения живот. На застывшие в том же напряжении бедра. На оттопыренные в немой просьбе ягодицы. И, наконец, туда.
Куда его пустил беспрекословно. По праву первооткрывателя, хозяина, владельца. Где все гладкое, влажное и упругое. Где его прикосновений ждали, их просил, о них умоляли. И он дал ей все.
Хотел потомить, но не смог. Пальцы двигались в тесной влажности быстро, умело, нагло. Трогая так и там, как ей надо было. Костя точно знал, как ей надо — она кричала ему об этом каждым вздохом, стоном, вскриком. Ему оставалось только следовать этим указаниям.
Оргазм сделал ее совсем беспомощной и бессильной, поехали врозь по сколькому дну ванны колени. Костя подхватил ее уже двумя руками под грудью, прижал и ждал. Когда стихнут бьющие ее судороги. И она обмякнет в его руках. Но и после этого — не отпустить, нет-нет.
У него не далее как полчаса полученный минет. Но сейчас возбуждение такое, будто женщин не видел года два. И то и три. Чтобы он сейчас остановился — это надо молотком в лоб. Но молотка в его ванной нет, а значит…
Костя аккуратно вернул ее руки обратно на поручни.
— Вторая серия, Анюта.
Она всхлипнула, дрожь прошла волной по красивой рельефной спине.
— Сейчас же безопасно?.. — он шептал ей на ухо, уже прижимаясь пахом к ее ягодицам. Но какие-то крохи разума еще теплились в голове.
Она еще раз всхлипнула и дернула головой. Костя расценил это как «да». И двинул бедрами вперед, сопроводив свои действия эпичным по уместности:
— Я чистый, Анечка…
Она его, кажется, уже не слышала.
Это был какой-то феноменальный даже в Костиной богатой сексуальной жизни чувственный марафон. Аня его не слышала, потому что она уже была вся там, с ним, в нем, в процессе.
