Но однако же… Ты же не будешь со мной связываться… Костя снова прыснул. Нет, это надо умудриться так сказануть! Нарочно не придумаешь.
В воскресенье к обеду квартира блистала чистотой и уютом, белье на постели манило свежестью, из ресторана доставлены закуски, на столе стояла и дышала открытая бутылка итальянского полусухого, а сам Константин был мыт, брит, свеж. И даже буйную растительность в стратегических местах — на груди и в паху, названную одной меткой на словцо дамой кустом сирени — подравнял. Для красоты, разумеется. В общем, к разврату готов и даже в нетерпении.
Константин ждал звонка домофона, но позвонили в дверь. Анечка, это ты через подъездную дверь просочилась? Полный неизбывного оптимизма, Костя пошел открывать и даже в глазок смотреть не стал.
Оптимизм его не подвел. Анечка. А челюсть ловить-таки пришлось. Потому что в руках у Анечки были букет роз и торт. Способность сдерживать дикий ржач была исчерпана еще в минувшую субботу, поэтому Константин запрокинул голову и захохотал. А потом, спохватившись, втащил успевшую сделать шаг назад Анечку в квартиру. И быстренько закрыл за ней дверь. Поздно сбегать, милая.
— Ой… — Костя шумно выдохнул. — Извини. Мне в первый раз в жизни дарят цветы. Я растерялся.
— Ну, вот и я у тебя буду в чем-то первой, — пробормотала Аня. Было видно, что Костина реакция ее огорошила. Она смотрела на свои руки, на алые розы и пластик, сквозь который тоже проглядывали розы, но из крема. — Ну… я подумала… может быть, мы попьем чаю… до… или после… — вдруг шмыгнула носом и выпалила: — Извини, я понимаю, что это глупо выглядит, и…
— Мы обязательно попьем чаю! — Костя забрал у девушки и торт, и букет. — А розами будет удобно мне дать по роже, если я вдруг облажаюсь.
— Костя!!! — она задохнулась его именем и смущением.
— Проходи, присаживайся.
Пока Костя убирал кондитерское изделие в холодильник и набирал воды в вазу, Аня оглядывалась. Результатом она не преминула поделиться.
— У тебя очень симпатично.
— Спасибо.
— И чисто.
— Обычно тут адский бардак, но я сегодня с утра прибрался.
— Извини, — во второй раз за пять минут она произнесла это слово. — Я не то имела в виду…я…
Цветы были устроены в вазу, ваза поставлена на журнальный столик, а Костя подошел к Ане. И понял вдруг, что она волнуется. Очень. И вспомнил вдруг, как он сам волновался накануне своего первого раза. Правда, ему было тогда пятнадцать, но сути это не меняет. Первый раз — он именно первый. И вдруг поймал себя на том, что тоже… ну, положим, не волнуется. Но предвкушает. Тут же дал себе слово не слишком увлекаться на начальном этапе и потянул Аню на диван. Она села, но напряжение чувствовалось в каждом движении, в том, как сжаты колени, как ровна спина.
