Оглядел помещение. Пять столов, пять дверей на дальней стене, слева небольшая сцена, на которой сидит девушка. Сидит и что-то негромко поёт. Я надеюсь, что поёт. Как говорил великий классик, размышляя у подъезда: «Этот стон у нас песней зовётся». Девочка симпатичная, но песни явно не её призвание.
— Молоко есть? — Повернулся к терпеливо ждущему официанту.
Интересно, почему ко мне всегда подходят мужчины? Ну что за несправедливость, а? Вон, семейку, что зашла передо мной, девушка усаживает, щебечет им что-то, улыбается приятно.
— Есть. — Не удивился парень. Ну вот, а я хотел сбить его лакейскую улыбочку. — Ещё чего-то?
— Больше ничего не надо. Я сяду вон туда. — Радужный силуэт я обнаружил возле девушки-менестреля и захотел рассмотреть эту богиню поближе.
Сел за стол, повернулся к певице. Та, заметив интерес, подкрутила громкость. Завывала она о каком-то несчастном короле, которого предала жена. Несколько раз предала. И различными способами. Имя и описание короля я пропустил, но вот описания жены были очень яркими. И глаза у неё большие, и нос у неё прямой, и руки сильные. И всем она нравилась, а король так был вообще без ума. Не женщина, а мечта.
И эта мечта изменяла королю с каким-то начинающим воином, который охранял её королевские покои. Дамочка бегала к нему всякий раз, когда король не видел. Наконец, парочка попалась, и король их обоих казнил, плача во время казни. Ну, хоть только одного охранника казнил, а не устроил «утро стрелецкой казни», как Петька Первый в своё время.
Понятно, старо как мир.
А силуэт начал всхлипывать. Пригляделся, а это девочка, лет десяти-двенадцати, скрытая полупрозрачной плёнкой, по которой пробегали радужные волны. Сидит на корточках, слёзки утирает. Неужели богиня какая-то в аватару вселилась? Бродит, смотрит на простую жизнь. Нормальный человек плакать над этой порнухой точно не станет.
Мне принесли молоко, поставили на стол полный кувшин. Что интересно, молоко тут только из горла хлещут, а вот для вина металлические бокалы используют. Каждый раз приходится требовать отдельную посуду.
Девочка-богиня тут же заинтересовалась, подскочила, сунула нос внутрь, и брезгливо скривилась.
— Любишь молоко? — Спросил я у неё насмешливо.
— Фу, гадость. Ой! — Радужная девочка, смешно прижала ладошку к губам, встретившись со мной глазами. Она отшатнулась назад и, споткнувшись обо что-то, упала на задницу.
А я расплылся в улыбке, с трудом удержавшись, чтобы не заржать в голос.
