– Тихо, – прошелестело с того места, где только что находился безобидный бомж, а сейчас шевелился сноп праздничных искр… из моих собственных глаз. – Пошел!
Я вдруг сообразил, что вроде бы не так уже и больно.
И визжать… совсем даже и не обязательно, хотя жесткий захват на болевых точках не ослабевал. И эти тиски меня куда-то тянули. Точнее – направляли. Кажется, в сторону угла здания.
– Что вам… – прохрипел я, не к месту вдруг сообразив, что снова стал «выкать» странному гражданину.
Закончилась фамильярность, стало быть? Видимо, не до амикошонства тут.
– Заткнись, студент. Руку сломаю!
Знаете, я ему поверил.
Хотя и боксом когда-то занимался, и дзюдо, и еще кое-чем серьезным – в бытность своей дружбы с операми из КГБ. Может… поэтому и поверил? Молча доковылял до угла, где моя многострадальная рука все же была выпущена из тисков на свободу. С чистой совестью. Я стал судорожно растирать локоть. Между прочим, даже не помышляя о побеге. Руку, блин, словно отлежал. Будто затекла из-за пережатой артерии. Или как после новокаина ощущения: тысячи иголок под кожей…
– С Трафаретом работаешь?
Я вытаращился недоуменно.
Однако, вопросик! В лоб, что называется.
– С-с каким Трафаретом?
– Горбатого не лепи! Вторая рука целая?
– Ц-целая…
– Ненадолго!
– Не знаю я никакого Трафарета!
– Голос уйми! – вежливо попросил меня мужичок. – На полтона.
И даже показал пальчиками, как он себе представляет эту транспозицию.
Сантиметров шесть. Железными своими пальчиками. Вот умеют же люди быть убедительными! А сам вроде – вша вшой: моего роста, невзрачный, узкоплечий, даже сутулый слегка. Лицо худое, небритое и глаза какие-то горячечные – смотрит спокойно, скучно даже, а в зрачках – ядерный реактор!
– Я не знаю, – горячо зашептал я тише «на полтона». – Никакого Тра-фа-ре-та не знаю. Поймите… вы!
– А чего терся здесь?
– Девочка…
– Плечо вывихну!
– Мальчик, – сдался я.
Плечо – это очень больно. Проходили. А этот не врет, точно… вывихнет.
– Уже ближе. Продолжай.
– Сильно взрослый мальчик. Мужик скорее, – постепенно выкристаллизовывалась из меня истина. – Здоровенный. Лет тридцать или чуть меньше. Тот еще бычара: наколки на пальцах… тут и тут. Бандюган, короче.
Дядька с тисками вместо рук внимательно меня разглядывал.
Молча. Наверное, раз он такой… железный робот, то включил, стало быть, свой внутренний детектор лжи. И сканирует на искренность свою жертву.
– А где он сейчас?
Я махнул рукой.
– Как дождь начался, в здание зашел. В театр. С черного хода. Вымокнуть боится.
