В двенадцать лет у меня впервые открылась магия. От колоссального адреналина, стресса и страха яркая салатовая вспышка вырвалась у меня из груди и сотрясла весь особняк рода Ксавье, а отец на радостях напился до поросячьего визга. До этого всплеска он сомневался, что я действительно его сын, потому что магия во мне проснулась слишком поздно. Именно в тот день лишь чудо спасло мне жизнь, и кривой кинжал Ксавье-старшего оставил длинный уродливый росчерк напротив моего сердца, а не вырезал его целиком.
Я помню тот день так же отчетливо, как сегодняшний. Пожалуй, именно в двенадцать лет я так сильно полюбил дождь. Вода быстро стирает любые следы магии, а туманная взвесь из мельчайших частичек влаги не даёт рассмотреть ничего дальше пары десятков шагов. Мне повезло убежать из дома. Действительно повезло. Я помню трель входных чар и горделивые интонации отца, когда он сообщил другу, что ему «это наконец-то удалось!» Помню скрип половиц в кабинете и брошенное вскользь: «Всего-то и требовалось — найти подходящий стимул. Уверен, совсем скоро я воспитаю из сына одного из сильнейших магов Лорнака!» В первую секунду меня затопила радость. Впервые Ксавье-старший назвал меня «сыном» при посторонних, но в следующую секунду волосы на теле встали дыбом, когда я понял, что он имел в виду под словом «стимул». В подсмотренную щель я увидел, как отец стал приматывать металлические шарики к концу хлыста. Он решил, что именно боль и страх заставили раскрыть мой потенциал, а значит, если их увеличить, увеличится и магический резерв.
Я бежал из особняка под дождём в одной тонкой сорочке и штанах. Без еды, без синнита в кармане, без единой здравой мысли в голове. Да и слово «бежал» здесь будет не самым правильным. После пережитого я скорее волочился, придерживаясь за стены соседних домов, и постоянно оглядываясь назад. К счастью, стена дождя и серый туман помогли мне спастись от погони в виде разъярённого отца.
Первые три месяца жизни на улице давались тяжело, а потом меня нашёл Одноглазый. Ну как нашёл… Я пытался стащить у него лепёшку хлеба, когда он играл в преферанс со своими ребятами в таверне.
— Семь пик, — одновременно с тем, как схватить меня за шиворот, произнёс высокий мужчина в странной треугольной шляпе с загнутыми полями и коричневой повязкой на лице, и обернулся ко мне. — Ну, мальчик, что скажешь в оправдание за воровство?
— Семи у вас точно нет, максимум четыре, — ответил я, прищурившись.
