— Сен-Тьерри, — позвал я. — Хватит, поднимайтесь!
Но я уже знал, что он никогда не поднимется. Я присел возле него. На виске у него была огромная кровавая рана — в близком свете фонаря она выглядела ужасно. Под носом широкими полосками застыли две вытекшие из ноздрей струйки крови, напоминая плохо приклеенные фальшивые усы. То была маска смерти, страшная и гротескная. Сомнений быть не могло…
Я выключил фонарь и тяжело поднялся. Я убил его. Да, я убил его! Не сам, а нечто во мне, часть меня убила его. Вины я не чувствовал. Мозг стал работать удивительно ясно, с какой-то отрешенностью от всего окружающего. Марселина, наши тревоги, наши надежды… все это принадлежит прошлой жизни. Теперь я и сам подобен мертвецу. Не пройдет и часа, как Симон хватится Сен-Тьерри. Начнет его искать, непременно прочешет парк. Утром меня арестуют. Да, арестуют. Тут уж ничего не попишешь. Хотя… На меня наверняка никто не подумает. О нашей встрече Сен-Тьерри никому не сказал. Естественно будет предположить, что на него напал бродяга, проникший в парк через пролом. Чтобы навести мысль об ограблении, достаточно вытащить у него из карманов все ценное. Я принялся ощупью обшаривать его карманы — осторожно, словно опасаясь его разбудить. Там не оказалось ничего особенного: золотой портсигар, зажигалка, которую я хорошо знал, — ее подарила ему Марселина, флакончик с таблетками, бумажник, платок… Небогатая добыча! Роль мародера давалась мне легко: ведь я не собирался ничего оставлять себе, все будет уничтожено. Я только пытался, сам в это не веря, обезопасить себя, выиграть время. Впрочем, к чему это, раз я не собираюсь спасаться бегством. Однако противоречия меня не смущали. Больше всего меня беспокоило то, что тело останется под дождем. Может, втащить его внутрь флигеля? Если бы у меня хватило сил, я, наверно, сделал бы это. Но я был измотан. Меня начинала пробирать дрожь. Я выбрался из парка через пролом.
К счастью, машина стояла довольно далеко от ворот, так что я мог без опаски включить фары. Быстро развернувшись, я погнал в Клермон. О Клавьере я вспомнил только выехав на площадь Жод. Если Клавьер заговорит, пиши пропало. Я до того взволновался, что был вынужден остановиться у кромки тротуара. Клавьер… Он знает, что я ненавижу Сен-Тьерри, что я должен ему деньги, что я любовник его жены… Когда он узнает о смерти Сен-Тьерри, он сразу догадается о моей к этому причастности. Что делать?.. Пойти и все ему рассказать?.. Он живет в двух шагах отсюда. Я взялся было за ручку дверцы. Но я и вправду безумно устал. Мне просто необходимо лечь и уснуть… Об остальном — расследовании, Клавьере — не хотелось больше и думать. Я покатил к собору. Прежде всего, Клавьер связан профессиональной тайной. А потом, будь у меня намерение убить Сен-Тьерри, разе пошел бы я исповедоваться к врачу? Этот довод не лишен убедительности. Нет, Клавьер, как и все прочие, не должен меня заподозрить. Я отыскал свободное место, поставил там автомобиль и пошел через площадь, по которой хлестали ветер и дождь. Я еле тащился. Ноги подкашивались от усталости. Уже войдя в прихожую, я посмотрел на часы: пять минут одиннадцатого. Мне казалось, будто эта ночь длится столетие, а она едва началась. Я направился прямиком к бутылке и сделал изрядный глоток, чтобы согреться, потом снял промокший до нитки реглан. Выкинуть столь приметный камень нельзя. И служанка, и секретарша тотчас обнаружат его пропажу. Я положил его в раковину и пустил струю горячей воды. После этого я вытащил из другого кармана вещи, взятые у убитого, и бросил их в ящик, которым пользовалась секретарша. Два поворота ключа, и ключ перекочевал на кольцо моей связки. Разберусь с этим завтра. В наступившей тишине стал слышен шум льющейся воды. Она уносила кровь, топила в себе мое преступление, смывала пятно с моей совести. Я разделся и полез под обжигающий душ. Облачившись в пижаму и халат, я раскурил трубку. Камень отмылся. Я тщательно вытер его и вернул на прежнее место, на стол. Каждый день он будет у меня перед глазами. Каждый Божий день!.. Значит, я надеюсь? А ведь надеяться я не хочу. Потому что убийство не должно оставаться безнаказанным, потому что я мерзавец, потому что так было бы слишком просто… Некто стоит у вас на дороге: один удар в висок — и проблемы как не бывало. Я уселся в кресло. Должны же быть какие-то следы, указывающие на мою причастность. Давай подумаем. Со стороны Сен-Тьерри — никаких. Он сам позаботился о том, чтобы наша встреча осталась в тайне. Что даст осмотр тупа?.. Тоже ничего. Со стороны Клавьера? Тут я спокоен. Элиана? Сен-Тьерри звонил ей, но разговор этот был лишь одним из множества других; если меня начнут расспрашивать по этому поводу, я отвечу, что Сен-Тьерри попросил меня составить смету восстановительных работ, планируемых его отцом. Невероятно! Я почти убедил себя в том, что не подвергаюсь ни малейшему риску. Более того, Марселина стала вдовой, стала свободной! Смогу ли я скрыть от нее?.. Глаза неудержимо слипались. У меня не было сил даже добрести до кровати, только мысль, взяв разбег, продолжала работать. Марселине я внушу ужас, если когда-нибудь… Вот где таится опасность. Потому что ей тоже известно, что я ненавижу ее мужа, что я ему задолжал… Но она любит меня, она во мне уверена. Разве может закрасться ей в душу хоть малейшее подозрение?.. Она будет настолько потрясена известием о смерти мужа, что не обратит никакого внимания на мое поведение, на мою реакцию. К тому же наша встреча состоится во всеобщем переполохе, который эта ужасная смерть не замедлит произвести в замке… Не говоря уже о старике, который на этот раз вряд ли выдержит. Вслед за сыном — отец… Я покажусь лишь на краткие мгновения, чтобы дважды выразить соболезнование. А Марселина достаточно консервативна для того, чтобы строго блюсти траур. Я прекрасно ее знаю: пройдет по меньшей мере несколько недель, прежде чем она согласится встретиться со мной в Париже или в окрестностях Клермона. Этого времени мне вполне хватит, чтобы влезть в новую шкуру, освоиться со своей невиновностью, дать зарубцеваться порезам души. В сущности, Сен-Тьерри был отвратительным типом. Разумеется, я виноват, да еще как. Но у меня столько смягчающих обстоятельств! И я теперь настолько раскрепощен! Это он душил меня, это из-за него я начал пить… Теперь с пьянством будет покончено. Почему бы на днях не лечь в клинику, как советовал Клавьер? Если у него и появятся подозрения, это послужит для него лучшим доказательством моей невиновности. И я выйду оттуда с обновленной кровью, с обновленным мозгом, навстречу новой жизни. Я женюсь на Марселине. Продам свое дело и устроюсь на новом месте — может быть, в Париже. Я осуществлю самые честолюбивые замыслы юности. Марселина не откажется стать моей помощницей. Благодаря состоянию Сен-Тьерри я сумею…
