Льоренс де Бельера отшвырнул Берната, размахнулся и залепил пощечину, свалив его с ног.
— Кнут мне! — в ярости закричал сеньор.
Кнут!
Бернат помнил, как, будучи совсем ребенком, он был вынужден вместе со своими родителями и другими селянами присутствовать на публичном наказании, наложенном сеньором де Бельерой на одного несчастного, о чьей вине так никто никогда и не узнал. Воспоминание о звуке лопающейся кожи на спине этого человека незамедлительно всплыло в сознании Берната — так было не только в тот злополучный день, но и каждую ночь в течение доброй половины его детства. Тогда никто из присутствующих даже не посмел пошевелить пальцем. А уж тем более сегодня…
Бернат поклонился и поднял глаза на сеньора: тот стоял, подобно огромной скале, и протягивал руку в ожидании, когда кто-нибудь вложит в нее кнут. Бернат вспомнил спину бедолаги, исполосованную до самого мяса и превратившуюся в кровавую массу, из которой даже вся ненависть сеньора не могла вырвать еще кусок…
На четвереньках, вслепую, Бернат попятился к лестнице, дрожа, как в детстве, когда его не покидали ночные кошмары.
Никто не шелохнулся. Все молчали. А солнце продолжало сиять.
— Я сожалею, Франсеска, — пробормотал Бернат, когда, с трудом поднявшись по лестнице, приблизился к ней в сопровождении солдата.
Он спустил штаны и стал на колени рядом с женой.
Девушка продолжала лежать неподвижно.
Бернат посмотрел на свой свисающий член и подумал о том, сможет ли он выполнить приказ своего сеньора. Он протянул руку и мягко провел пальцем по голому бедру Франсески.
Франсеска не ответила.
— Я должен… мы должны это сделать, — настаивал Бернат, беря ее за руку, чтобы повернуть к себе.
— Не прикасайся ко мне! — крикнула Франсеска, выходя из оцепенения.
— С меня спустят шкуру! — Бернат с силой перевернул жену, прижимая к себе ее голое тело.
— Оставь меня!
Они боролись, пока Бернату не удалось схватить ее за оба запястья и немного приподнять. Несмотря на это, Франсеска сопротивлялась.
— Если не я, придет другой! — шепнул он ей. — Придет другой, который… возьмет тебя силой!
В глазах девушки читалось осуждение. Она отвернулась от него.
— С меня снимут шкуру, — с мольбой шептал он. — С меня снимут шкуру…
Франсеска не прекращала бороться, и Бернат набросился на нее с новой силой. Слез девушки было недостаточно, чтобы охладить желание, пробудившееся в Бернате от прикосновения к молодому телу, и он вошел в нее, не обращая внимания на то, что Франсеска кричала во весь голос.
