— Я не звонил ещё в академию. Меня поставили бы в известность, если б что-то случилось.
— И всё же перевезти бы их сюда.
— Не думаю, что такой шаг оправдан.
— Ты говоришь, что на в городе стрельба, и считаешь, что думать о безопасности детей неоправданно? — нахмурилась Василиса.
— Не так всё страшно, — Ростислав подпёр голову кулаком и выключил экран смарта. — Просто какая-то мелкая сошка возомнила из себя чёрт знает что. Не зря, видать, отец хотел от Москвы отделиться. С нашим-то севером это не мы должны держаться за Союз, а Союз — за нас. А они что творят? Но если тебе так будет спокойнее, пусть дети переедут сюда, только не по главной дороге, она перекрыта.
— Что значит, перекрыта?
— То и значит, — Ростислав угрюмо посмотрел на супругу. — Броневики стоят, загородили проезд. Только через Липицы можно выехать.
— Ты звонил канцлеру? Он в курсе произвола?
— Думаю, ему плевать. А вот кто надо, те в курсе, иначе их пешки бы так не наглели. Ну всё, всё, дорогая, — раздражённо произнёс Ростислав. — Много звонков надо сделать. Боюсь, сегодня спать не придётся. А ты иди. Завтра утром поговорим.
— Да, конечно. Всё же Оле и Веронике позвоню. Неспокойно у меня на сердце.
Василиса ушла, а Ростислав остался заниматься делами.
Было пять утра, когда он решил достучаться до главы УВР, князя Суражского. Но попытка обернулась провалом. Ответил секретарь Суражского, сообщил, что князь занят, и попросил перезвонить после обеда. Это была неслыханная наглость. Однако Суражский мог позволить так себя вести, поскольку род его был на короткой ноге с Голицыными.
Однако Ростислав негодовал. Хотелось вывести на улицы войска и выпроводить из города этих наглецов, тем более воевода сообщил, что силы УВР невелики. Но приходилось сдерживаться. Нельзя было позволить гневу взять верх. Сейчас, как никогда прежде, требовались холодный рассудок и ясность ума.
Следующим, с кем связался Ростислав, был князь Антон Святославович Львов — уполномоченный наместник канцлера в Новгороде. С Антоном Святославовичем у Ростислава были отношения, которые можно назвать если не дружескими, то весьма тёплыми. Знакомство они водили уже давно.
Князь Львов ответил сразу, сказал, что уже знает о проблеме, но сделать пока ничего не в состоянии, поскольку УВР ему не подчиняется. Львов долго распинался о том, что просто произошло недоразумение, заверил, что он лично обратится к канцлеру и обязательно уладит проблему.
«Ну да, как же, — подумал Ростислав, — обратится он. К кому? К марионетке Голицыных? Какой смысл?» Львов всегда был таким: мог наплести с три короба, причём наплести убедительно, а на деле пальцем не пошевелит.
