Но Востряковы — полбеды, с остальными-то родами что делать? Я избил их отпрысков, они не оставят это просто так.
Дома было пусто и тихо. Родители в настоящий момент проживали в загородной усадьбе Востряковых на берегу озера, которая раньше принадлежала Михаилу Вострякову, а после его смерти перешла старшему сыну — Эдуарду Михайловичу, и просторная четырёхкомнатная квартира находилась полностью в нашем с сестрой распоряжении.
Родители тут вообще редко показывались. Здесь жили мы, дети, поскольку отсюда было недалеко до школы. С родителями мы виделись в лучшем случае по выходным. Воспитывала нас в основном тётя — мамина сестра, которая долгое время обитала тут со своим сыном. Когда мне исполнилось четырнадцать, тётя вышла за муж и переехала к супругу, мой старший брат Костя поступил в военную академию, где проживал на постоянной основе, поэтому мама поселилась здесь. Через два года старшая сестра Люда вышла замуж и тоже уехала, а вскоре и меня отправили в солдаты. После моего отъезда маме снова пришлось перебраться в усадьбу, и уже почти год Ира жила тут одна. Я помнил времена, когда здесь было шумно и весело, а теперь в этих стенах царила пустота.
Квартира находилась на пятнадцатом этаже универсального комплекса. Первые три этажа занимал торговый центр, на площадке на уровне четвёртого этажа раскинулся парк, выше находились жилые помещения. Это было одно из первых зданий такого типа, построенных на Новгородской земле.
— Ну и о чём ты думала, дурья твоя башка? — выплеснул я накопившееся раздражение, едва мы с сестрой переступили порог квартиры. — Зачем с ним поехала? Совсем ума нет?
— Да я говорю, меня заставили! — воскликнула Ира. — Я же объясняла. Я была у мамы в усадьбе, там встретился Алексей. Предложил подвезти домой. Потом он сказал: поедем в клуб. Я не захотела, мне домой надо было, а он сказал, что я не могу ему отказывать. Что мне было делать?
Заперев входную дверь и разувшись, я прошёл в зал и плюхнулся на диван перед телевизором. Телевизор у нас был старый, плазменный. Купили его давно, кажется, ещё до моего рождения, но последние лет пять я даже не видел, чтобы его кто-то включал. Вот и стоял он, как украшение комнаты, создавая атмосферу домашнего уюта.
Ира села рядом, поправила непослушную прядь волос и сложила руки на коленях. Виду у сестры был виноватый.
— Почему родителям не позвонила? — спросил я.
— Я испугалась, если они узнают…
— А теперь не узнают? Теперь об этом узнает весь Новгород.
