Когда Валерий вошел в кабинет, первый секретарь лишь мельком взглянул на него и продолжил заниматься своими делами. Спустя некоторое время он спросил:
– А что случилось с Гергиевым? – очевидно, он просто не поверил в то, что такой молодой человек мог быть избран главой Кировского театра – оплота русской культуры.
– Это и есть Гергиев, – сказал подчиненный, вошедший в кабинет.
– Такой молодой?! – изумился Соловьев.
Валерий вспоминает, что тогда он, молодой и здоровый, действительно мог сойти за юношу.
– И чем же вы, такой юный, собираетесь заниматься? – первым делом спросил Соловьев.
Тогда Гергиев в подробностях описал ему все свои задумки:
– До сих пор я много занимался Чайковским, поэтому теперь плотно возьмусь за Мусоргского, Прокофьева и Шостаковича. А после некоторой подготовки – еще за Моцарта и Штрауса.
Услышав такое количество великих имен, первый секретарь спросил с некоторым удивлением:
– Вы полагаете, что сможете успешно справиться со всей этой работой?
Гергиев и сам отлично понимал, какое смятение его проекты могут посеять в обществе, которое боялось всего нового и предпочитало доверять общепризнанным авторитетам, поэтому сомнения Соловьева не показались ему безосновательными. Он объяснил свои намерения следующим образом:
– У меня и в мыслях не было создавать неприятности. Я лишь хочу выполнять как можно больше интересной работы. А когда погружаешься в дело с головой, тебе уже не до диверсий. Я не собираюсь увольнять кого-либо из театра, провоцировать общественные волнения или разногласия.
Соловьев отнесся к словам Гергиева с интересом, однако сам маэстро считает, что тот поверил ему только наполовину. Мир музыки пропитан духом конкуренции и зависти. Ни оперные солисты, ни дирижеры даже не разговаривают со своими соперниками. А в театре любой сотрудник для тебя – конкурент. Напряженные отношения могут сложиться даже с друзьями, работающими в других жанрах, а уж что происходит внутри балетных трупп… Когда в этом царстве злобных духов кто-то пытается сделать большую работу в короткий срок, «волнений и разногласий» просто не миновать.
– И что же вы предприняли? – спросил я у Гергиева. В ответе на этот вопрос кроется ключ к пониманию его рабочего метода. Как и было сказано в разговоре с Соловьевым, маэстро приступил к реализации своих многочисленных проектов, благодаря чему у всех в театре появилась какая-то занятость. Сотрудники, до сих пор роптавшие на то, что им недостаточно работы, теперь говорили, что ее слишком много. Все боялись, что не успеют подготовиться к премьере.
