— Выйди сейчас, — говорит мне.
И я слушаюсь. Забиваюсь в уголок в коридоре и рыдаю навзрыд.
Вскоре ее уносят на носилках в машину, которая, включив сирену, срывается с места. Илья подходит ко мне. На него словно перевернули банку с краской. Красной. Он умылся, но неидеально.
— Угостишь? — кивает на пачку сигарет, которую я неистово сжимаю в руках.
Мы выходим на улицу, и он устало плюхается на крыльцо. Я присаживаюсь рядом и протягиваю ему открытую пачку.
— Слушай, я, наверное, брошу. После такого, — говорю ему, не сводя глаз с кареты скорой помощи, которая уже превратилась в точку, но все еще видна. — Все время собиралась, а тут вроде как повод.
— А я, пожалуй, снова начну, — отвечает медленно. Зажимает сигарету между зубов, щелкает зажигалкой. Глубоко затягивается, потом выпускает дым изо рта и носа.
— У них все будет хорошо? — спрашиваю.
— Я не знаю.
Смотрю на него.
— Прости. Я правда не знаю.
— Но ты же врач!
— Поля, я хирург-травматолог, а не акушер. Никто бы в здравом уме при таком положении плода не пустил Мию в роды. Кесарево без вариантов. Но мы сделали все, что смогли. — Он смотрит на меня: — Я тебе клянусь.
Все же прикуриваю, силясь в очередной раз не затопить мир слезами.
— Честное слово, я никогда не заведу детей. Никогда-никогда-никогда в жизни!
Он долго смотрит на меня, чуть прищурившись от едкого дыма.
— Сделаю вид, что не слышал этого. Какие у тебя планы сейчас?
— Поеду в больницу. Надо еще папе голосовуху записать, — мой голос дрожит, а слезы продолжают омывать лицо. — И Насте. Боже, — тру лоб. — Как страшно! — затягиваюсь, но давлюсь дымом и кашляю. — Почему я не вызвала скорую раньше?! Надо было уйти с последней ленты. Это я виновата!
— Ты ведь сделала это без разрешения. Могла бы вообще ничего не делать.
— Я растерялась. Арсений уверял, что все под контролем. Что все по плану! Идеальная беременность, Мия была такой здоровой, занималась йогой и прочим. В нашей семье главное зло — это я. Курю с восьмого класса, уроки прогуливаю. А Мия… она хорошая, понимаешь? За что ей это?
— Роды, принцесса, всегда непредсказуемы. Природой все продумано, это правда. Но машина с реанимацией должна дежурить у ворот на всякий случай.
— Если бы мы не приехали, она бы…? — мой голос срывается.
— Думаю, ты спасла ей жизнь, — говорит он серьезно. — И, надеюсь, ребенку.
Мы смотрим друг другу в глаза. Они у него светло-серые и уставшие. Но при этом… теплые и добрые. На фотографии они казались хищными, меня это зацепило. Сейчас они другие. Он облизывает сильно обветренные и покрасневшие губы. Мой взгляд скользит по его лицу — по россыпи крошечных родинок на щеке, которые я вчера снова рассматривала, увеличив фотографию из тиндера. Затем я прослеживаю линии подбородка и скул. Только сейчас замечаю, что он обросший и в изрядно несвежей одежде. Был за городом, как и писал. Что ж, пока он ни разу не солгал мне.
