Однако Федосья Марковна все сильнее привлекала его, ибо в ней было исключительное своеобразие и обаяние, которые в полную меру обнаруживались постепенно. Саша вдруг обратил внимание на ее совершенно не старушечьи голубые глаза, мало того, ему даже показалось, будто это глаза и не взрослого человека вовсе, а девушки. Он внутренне вздрогнул, несколько раз украдкой уставился на Федосью Марковну, но вновь потупился со странным беспокойством. Такие искрящиеся, лишенные старческой мути, живые глаза никак не подходили к ветхой коже, ставшей столь морщинистой — не единственно из-за возраста женщины, но и в результате того, что Федосья Марковна была крестьянкой и много лет провела в поле — под солнцем, на ветру и под дождем. Увлекшись песней, старушка хитро поводила глазами и головой, подергивала плечиками, кокетничала. Она радовалась как ребенок и выглядела очень артистичной.
2
Спев одну песню, старухи без промедления, по команде толстухи Агриппины, затянули другую, на сей раз унылую, протяжную. Оставив грабли, все же подошел и присел к столу Захар Петрович, который для солидности взял в руку свежую газету и нацепил очки. Рядом с ним опустилась на лавку Татьяна Тихоновна, вздохнула, поставила на стол локоть, подперла ладонью голову и, запечалившись, начала тихонько подпевать. Далее гостьи исполнили еще несколько песен, не только давних, народных, большей частью неизвестных внуку Татьяны Тихоновны, но и современных, таких, например, как «Ой, мороз, мороз…» или «Оренбургский пуховый платок». Ветерок шевелил листья на вишневом дереве и угол газеты, постеленной на стол. Воробьи чирикали на коньке крыши и трепыхались где-то под стрехой избы. Вишня протягивала свои ветви и создавала уютную тень. Несколько раз к столу подходила черно-белая кошка, садилась, неназойливо мяукала и смиренно ждала подачки. А гостьи все пели. Александр Николаевич внимательно слушал и теперь удивлялся не только музыкальным способностям старух, но и отличному их духовному здоровью. Он, городской житель, редко посещавший бабушку и впервые слушавший эту необычную хоровую капеллу, думал сейчас о том, что по приезду в город сразу пойдет в филармонию и скажет работающему там хормейстеру: лучше поезжайте в Корягино и послушайте, как надо петь. А то считаете себя певцами.
После того как старухи объявили антракт, вновь сделали по глотку из своих стопок и привлекли к тому же самому городского гостя, Агриппина Савельевна не слишком деликатно толкнула Сашу локтем и с усмешкой тихо произнесла:
