— Нет, — отмахнулась я. — Такие отметины зачастую появляются в раннем детстве.
— Они выбирают их настолько юными? — заинтересовалась моя собеседница.
— Да нет же, — покачала я головой. — Точно такие же шрамы есть и у большинства мужчин моего мира.
— Шёлковые рабы? — уточнила она.
— Вовсе нет, — поспешила заверить её я.
— Я видела этих безропотных, испуганных верров на рынках, — хмыкнула девушка. — Некоторым женщинам такие нравятся. Но они всё равно мужчины, и всегда есть опасность, что один из них, увидев здешних мужчин и поняв, каковы они, может взбрыкнуть и превратиться в одного из них.
— Многие мужчины моего мира вполне способны к тому, чтобы быть рабовладельцами, — заявила я, — и некоторые, несомненно, таковыми являются.
— Это должно быть пугающая ситуация, — сказала рабыня, — когда шёлковый раб превращается в мужчину, возможно, связывает свою госпожу и избавляется от неё на каком-нибудь рынке, а потом, забрав монеты, исчезает из города.
— Подозреваю, что лишь немногие отваживаются на такой поступок, — заметила я.
— Давай надеяться, что так оно и есть, — поддержала меня она. — И всё же, я думаю, что этот шрам был клеймом, по которому охотники признали тебя рабыней.
— Да нет же, — отмахнулась я. — Начнём с того, что его не было видно. Я носила одежду, которая скрывала этот шрам.
— Тогда как они узнали в тебе рабыню? — осведомилась девушка.
— Понятия не имею, — развела я руками, хотя, по правде говоря, у меня были кое-какие идеи относительно таких вопросов.
Кто мог бы не разглядеть рабыню, прятавшуюся под моей одеждой? Неужели опытному глазу было бы сложно различить под тонкой тканью черты ходкого товара? Возможно ли, чтобы тот, кому это было надо, мог бы не рассмотреть моё горло и не прикинуть, насколько подходяще смотрелось бы на нём кольцо металлического ошейника? Разве кто-то мог, строго заглянув в мои глаза, не увидеть в них дрожащую, ждущую рабыню?
— Тебя должны были оценить, — заявила она.
— Несомненно, — согласилась я.
— Где? Когда? Как? — засыпала меня вопросами рабыня.
— Откуда мне знать? — пожала я плечами.
Я, действительно, не знала этого. Это могло произойти где угодно, в любое время, возможно там, где я меньше всего могла ожидать этого, в автобусе, в метро, на улице, в магазине, на пешеходном переходе, пока ждала у светофора, садясь или выходя из такси, в коридоре, в проходе рынка, в аудитории, в университетском городке, где угодно, в любое время.
Но внезапно во мне вспыхнула уверенность, что я знаю. Если это произошло не на той вечеринке, в том доме, то где ещё? Наверное, больше негде.
