Тонкий и хрупкий мир моего будущего, тщательно выстроенный и лелеемый в моих мыслях, мог в один момент рухнуть, погребя меня под своими руинами.
Сказать, что я была испугана, это ничего не сказать.
Внезапно, впервые в моей жизни, я почувствовала себя уязвимой, беспомощной перед грозящей мне опасностью.
Я могла остаться в одиночестве за закрытыми передо мной дверями, всеми игнорируемая и презираемая.
Как радовалась бы моему крушению, моему замешательству, Нора и некоторые из других моих сокурсниц!
С какой быстротой и нетерпением разносились бы по университетскому городку эти желанные для многих новости о моём публичном унижении!
Вообще-то, я натолкнулась на эти книги случайно, в лавке букиниста. Мне просто стало любопытно. Я пролистала одну и купила. Прочитала её и захотела узнать больше. Я была поражена. Я не могла поверить, причём с самых первых страниц, что прочитанное мною могло быть написано. Я не понимала, как автор, Тэрл Кабот, или кто-то другой мог осмелиться написать то, что он написал. Он что, не знал правил? Мог ли он не сознавать политических требований, наложенных на современную литературу? Неужели они были настолько неясны или трудны для понимания? Как это было неожиданно и парадоксально, отбросить правила, отказаться от ортодоксальности и рассказывать так явно, так просто, спокойно и естественно о культуре, настолько отличающейся от нашей, причём рассказывать об этом не с целью осудить, но чтобы понять, говорить об этом изнутри вместо того, чтобы осуждать снаружи, с точки зрения некой высокомерной, бесспорной, не подвергаемой сомнению позиции или положения, мандаты которой были не только сомнительными, но и не существующими. А что если просто подойти к этому с точки зрения последствий для жизни людей? Действительно ли так очевидно, что неестественная культура, порождающая безумие, беспорядок, истерию, болезни, предательство, лицемерие, массовые убийства и ненависть, превосходит культуру, основанную на законах природы, учитывающую различия между её видами, культуру, в которой природа не отрицается, а признаётся, празднуется и усиливается со всей изощренностью цивилизации?
Так или иначе, к моим тревоге и страху, эти книги говорили со мной. Они говорили со мной о тайнах, которые я долго скрывала от себя самой. Моя жизнь была скучна и пуста, и в значительной мере спланирована для меня другими. Я шла по дороге, холодной, блестящей, металлической и бесплодной, идти по которой мне не очень-то и хотелось. Я не знала себя. Возможно, я боялась найти себя. Что я могла узнать, что я могла найти? Конечно, я знала, что была потомком череды разновидностей, появившихся тысячи поколений назад в мире, разительно отличающемся от того, в котором я родилась, в мире, который был менее населён, зато более зелен, более открыт, возможно, более опасен, зато более красив. А ещё я знала, что были мужчины и были женщины, и что они были рождены в дополнение друг к другу, бесчисленными поколениями отточенные один для другого, и я подозревала, исходя из своих мыслей, потребностей и снов, что они не были идентичны, что у каждого пола, столь радикально диморфного, был свой собственный замечательный характер, своя природа, дополняющая природу другого пола. А что насчёт отношений, столь распространённых среди млекопитающих? Разве это не вещи одного порядка? Неужели так трудно было прочитать природу и просчитать последствия отрицания её пути к счастью или удовольствию? Мне так не кажется.
