Дервиш сказал:
— Он пришел ночью… в тумане…
Только что прошли обильные глиняные вешние ливни, и моя глиняная кибитка на Золотой горе текла опасно и чудилась мне глиняной могилой… так глина зовет глину…
Я вышел из кибитки, и тут стоял Он…
В руках у Него была ветвь свежей перламутровой персидской сирени, хотя сирень уже давно отцвела, рассыпалась окрест текучей кибитки моей…
Он хлестнул меня духовитой крупитчатой ветвью по глазам и щекам и бороде моей:
— Ты соблазнил многих дев и жен в молодости, в зрелости и даже в старости твоей…
Господь одарил тебя поэзией, мудростью и телесной красотой, и вместо того, чтобы петь и ублажать бессмертные души, ты ублажал тела…
Ты служил плоти, а не душе, а не Духу Божьему…
Что скажешь на близком Страшном Суде?..
Как повинишься? Раскаешься?..
Какое наказанье примешь безропотно?..
…Я сказал повинно:
— Я принимаю Божий Суд…
Бесконечно каюсь и рыдаю…
Но Господь милостив и щедр…
И разве виноваты деревья, когда цветут весной и осыпаются осенью…
А в молодости душа — это безумное, слепое тело…
И я блаженно бродил по кривым, но сладостным путям и тропинкам-переулкам тела моего… Как по дорогам Вавилона… Содома… Гоморры…
Да…
Пусть придет хоть одна из возлюбленных моих, из дальних дивных дней моих грешных, и обвинит меня…
И я паду к ногам её в слезах раскаянья…
Но любовь — слепа… безумна… прекрасна… как падучая скоротечная звезда…
И пути её часто — пути греха сладкого…
А кто осудит безумного…
И я рыдаю не от вины греха, а от блаженной боли быстротечных воспоминаний…
Ах!.. Эх!..
…Лишь одна старуха пришла из дальних дней моих к одинокой кибитке моей и рыдала:
— Зачем ты, поэт, не похитил тогда девственность мою…
И лишил меня вечного праздника воспоминаний в вечных стихах и притчах твоих… Поэт… певец…и все еще красавец… памятник молодости моей…
…Тогда Ангел растаял в тумане, оставив мне серебряную сиреневую ветвь…
Суфии — странники Двух Миров — говорят, что такие духовитые сирени вечно цветут в Раю…
