— Ну правда! Скажите — кто будет в нашем отделении? Разве это секрет? — пристает Трудынь к воспитателю.
Никакого секрета нет, но Киршкалн знает — Трудынь сию же минуту помчится к ребятам, чтобы блеснуть осведомленностью. Ему всегда не терпится блеснуть, выскочить первым, и товарищи его недолюбливают за это и за болтливость, хотя с удовольствием слушают его рассказы. Однако были случаи, когда Хенрик выбалтывал чужие секреты где не следовало, и поэтому ребята не ведут при нем серьезных разговоров, считают его «стукачом». Это не совсем так, поскольку Трудынь выдает чужие тайны не по умыслу, а ненароком. К тому же Киршкалн терпеть не может фискалов. Ребята это знают и ценят.
Разумеется, если в отделении есть парочка осведомителей, многие нежелательные вещи вскрывать бывает легче, и некоторые воспитатели пользуются таким источником информации. Киршкалну же делается невыносимо тошно при виде воспитанника, который, воровато оглядываясь, наушничает на своих товарищей. Киршкалн не облегчает свой труд за счет превращения кого-то из воспитанников в мелких предателей. Лучше уж самому, если есть нужда, исподволь что-то выведать.
— Расскажи лучше, как у тебя у самого идут дела.
Математику сдашь?
— Да сдам как-нибудь. Худо-бедно, но на троечку всегда пожалуйста, самоуверенно тараторит Трудынь. — Никакой любви к этим цифиркам у меня нету, но концы с концами свести надо.
— Межулие как себя чувствует в отделении?
— А что ему! Но вообще-то — зануда. Бурчит только да зрачками крутит. Не верится, что на воле он десятилетку кончил. Небось купил где-нибудь ксиву.
— А ты расспроси, поговори с ним!
— Нет уж, лучше с чурбаном, на котором дрова колют. Вообще, я вам скажу, он не совсем в порядке, наверно, что-нибудь с головой. Он по ночам не спит. Я раз ночью встал, пошел в гаваю, гляжу, а он заложил руки за голову и пялится на потолок. Глаза блестят, как жестяные пуговицы, мне даже не по себе стало.
— Ты на воле не знал такого Николая Зумента, по кличке «Жук»? — как бы невзначай спрашивает Киршкалн, роясь в ящике стола.
— Слыхать слыхал и даже видел. Вообще-то фигура популярная, но не у меня. Я таких не люблю. Грубое дело. Он шуровал в основном на Чиекуркалне, а я — мальчик из центра. Он испекся осенью со всей своей свитой. Бамбан из третьего отделения — его правая рука. Да вы его знаете — Бурундук, мордочка такая мышиная, прибыл с предпоследним этапом. Скоро и Жук объявится. А может, он уже в карантине? — Трудынь замолкает и вопросительно смотрит на воспитателя.
