Одна высокая, стройная, с длинными золотистыми волосами и фигурой фотомодели. Именно такие чаще всего появляются на обложках глянцевых журналов. По сравнению с ней остальные девушки в зале казались гадкими утятами. <…> Я смотрела на них потому, что никогда в жизни не видела ничего прекраснее, чем их лица, разные и одновременно похожие. В школе заштатного городка таких не увидишь — только на обложках журналов и полотнах голландских мастеров.[13]
Материальным подтверждением неотразимости вампиров служат образы прославленных голливудских актеров вампирских телесериалов. Но красота вампира сияет не только внешне. По сравнению с героями-людьми вампиры принадлежат к «высокой культуре»: они исключительно артистически одарены, талантливы, образованны, и их социальные навыки и воспитание разительно контрастируют с дурными манерами героев-людей. Что уж говорить об их прочих способностях — проходить сквозь стены и пронизывать пространство, читать мысли или внушать их, двигать предметы усилием воли, предвидеть будущее, да разве все перечислишь? Для жалкого племени людей их магическая сила практически необорима, что делает их в общем неуязвимыми и непобедимыми для людей. Но даже всех этих качеств создателям вампирских текстов недостаточно для того, чтобы передать все свое восхищение. Ведь сегодня вампиры воплощают, возможно, самую заветную мечту человечества — мечту о бессмертии.
Стоит ли говорить, что, по сравнению с вампирами, протагонисты-люди имеют бледный вид? Авторы и режиссеры постоянно сравнивают вампиров и людей, и это сравнение практически всегда оказывается не в пользу человека (достаточно вспомнить, например, какой жалкой кажется себе Белла Свон по сравнению с вампиршами в романе Майер). Какую бы роль ни играли люди в современных вампирских текстах — любовников, игрушек, зависимых союзников, — они всегда остаются низшими по сравнению с вампирами существами. Глубокое презрение к человеку, выражаемое в образе вампира, сквозит во всех вампирских текстах. Это чувство можно резюмировать словами вампира Дэймона из «Дневников вампира»:
Она (вампирша) отказалась от гуманизма по отношению к людям. Ты можешь это выключить, это так же просто, как нажать на кнопку. Дело в том, что инстинкт вампира — не чувствовать <…> ни вины, ни стыда, ни сожаления. <…> Конечно, я тоже отключил это, именно поэтому со мной так прикольно![14]
Сегодня мы, без сомнения, имеем дело с формированием нового эстетического идеала, которым оказывается «не Бог, не царь, и не герой», и уж, конечно, не человек, а вампир. Превращение в образ совершенства, безусловно, еще одно новшество, которое сильно отличает современных вампиров от их предшественников. Ибо привлекательные черты, которыми обладали вампиры в классических текстах, чаще всего «разоблачались» в повествовании, и вампир представал перед читателем в виде чудовищного монстра. Вспомним хотя бы Кармиллу из романа Фаню:
