Чуть свет запрягли хлопцы в легкую фасонистую бричку коня для своего комбрига. Он собрался ехать по отрядам. Поехал и я с Минаем Филипповичем.
Еще не взошло солнце, как мы уже были в первом отряде бригады. Стоял отряд на весьма ответственном участке: неподалеку был Сураж, а там большой, хорошо вооруженный фашистский гарнизон.
Переговорив с командиром, Минай Филиппович поехал дальше. «К Гурко», — сказал он. А я остался в первом партизанском отряде.
Было свежее, искристое утро. Таким же бодрым, как это молодое утро, был и командир отряда Георгий Курмелев. Молодой, веселый, розовощекий. Воспитывался и рос он в детском доме, который привил юноше любовь к людям, к родной земле. Как я позже убедился, Курмелев был общителен, быстро и легко завязывал дружбу с хорошими людьми. Даже в самую трудную, горькую годину готов был поделиться с друзьями-товарищами живым огоньком своего сердца, открыть свою душу. В хате, где он жил, всегда было много парней и девчат, много полевых цветов. Собирать цветы любил он сам, приносили и девчата-партизанки. Не раз замечал я, что даже духами от него легонько пахло. «Не донжуанчик ли местного масштаба? — подумал я. — Не ошибся ли батька Минай, назначив его командиром отряда?..» И еще больше поразил он меня в то утро.
— Бери-ка эту посудину, — протянул он мне глиняный горлачик.
Гляжу на него и думаю: «На кой мне сдалась эта посудина. Что он придумал?» Смотрю, и сам он берет крынку.
— Любишь землянику? — спрашивает. — Тогда пошли. Самая первая на угреве поспела.
Вот уж этого я от него не ожидал. За речушкой рукой подать — немцы, а ему, видите ли, земляники захотелось!
Однако пошли мы по землянику. Собираем на полянке в березничке, а вражеские пули тенькают, цокают по белым стволам.
— Давай-ка отсюда, — говорит. — Здесь простреливается.
Сам вижу, что простреливается. И зло меня берет: «Никак храбрость свою хочет показать, отчаянная голова!» Я коленями мну свежую молодую траву, выпрямиться, разогнуть спину боюсь, а он идет в полный рост, ветерок волосы шевелит на его голове. Орел! И я начинаю проникаться к нему уважением. «Отважный, обстрелянный воин! — уже думаю о нем. — Этот не вильнет в кусты, не оставит в беде».
