В России они еще долгие годы жили под полицейским надзором, очень докучавшим, привязывавшим к определенному месту, препятствовавшим заработкам и вообще осложнявшим повседневное существование. «Полицейский надзор – это открытая тюрьма, – писал 25 февраля 1883 года из Спасска ксендз Куляшиньский. – Выехать за пределы города нельзя. Полицейский агент два, а то и три раза в день является со специальной книгой, в которой следует собственноручно расписаться в доказательство того, что ты находишься в положенном месте. В такой тюрьме нам даже кусок хлеба насущного – и тот не полагается».
Материальное положение некоторых духовных лиц в европейской части России оказалось еще хуже, чем Тунке. Дело в том, что жизнь здесь была дороже, чем за Уралом, а если ксендза освобождали от полицейского надзора, то автоматически снималось пособие. «Все изгнанники едины в том, – комментировали ситуацию «Вядомосци Косцельне» в 1876 году, – что от переселения в Россию, кроме смены места, приближения к родине и более оперативной с ним корреспонденции, никакой другой выгоды и облегчения они не получили. Да, в Сибири было даже лучше. Там жилье и жизнь дешевы, а в России, особенно в городах, дороги; там им полагалось, по крайней мере, шесть рублей в месяц, здесь же и копейки не допросишься. Некоторые с момента возвращения из Сибири на протяжении семи месяцев гроша не получили».
Семинарист Феликс Кулаковский, проживавший в Царево-кокшайске в Казанской губернии, получал лишь полтора рубля в месяц; ксендз Онуфрий Ясевич после освобождения из-под полицейского надзора в Иллуксте в Курляндии не получал никакого пособия; подобным образом ксендз Павел Кнапиньский, 1 июня 1874 года лишенный трехрублевого пособия, лишь 26 сентября 1881 года вновь обратился к тверскому губернатору с ходатайством о его назначении. Добился ли он своей цели, мы не знаем. Лишившиеся всякой помощи священники выходили из положения, берясь, как и в Тунке, за любую работу; если же такая возможность не представлялась – нищенствовали. Кто знает, не это ли стало причиной болезни и смерти ксендза Фридерика Влоцкого, скончавшегося в Верхотурии 13 марта (по старому стилю) 1882 года «от цинги». Ему не исполнилось и сорока шести лет. Ясевичу (из Жмудзи) назначили государственное пособие лишь 25 января 1884 года, когда ксендзу было семьдесят шесть лет, но радовался он недолго, поскольку уже 3 февраля скончался в Иллуксте.
Были однако и те, кому жилось более-менее сносно. Вышеупомянутый отец Климович, подводя в 1875 году годовой баланс, записывал: «от общины за молитвы и прочих – двести тридцать рублей серебром», кроме того он располагал «основным капиталом» в размере ста рублей; в 1877 году ему прислали триста три рубля, в 1878 году – за требы получил двести двадцать девять рублей, а от одного знакомого – восемьдесят. В Галиче ксендз Краевский, «тункинский часовщик», получал шесть рублей пособия и как-то на это существовал, зарабатывая своим ремеслом на табак. Столько же получали пиарист Ян Бжозовский в Кирсанове (однако ему помогали с родины) и ксендз Людвик Бронишевский в Перми в 1875 году. Ксендз Анджей К. Бартошевич в Верхотурии также получал пособие, по сведениям чиновников (на 1877 год), он нигде не работал. Так что бывало по-разному, более обеспеченные скрывали свое положение от чиновников, да и товарищам также избегали хвастаться. Никто по собственной воле не отказывался от государственного пособия, даже если имел достаточно собственных денежных средств. Другие, более бедные, ссыльные ничего бы от этого не выиграли.
