Поначалу только самые смелые или, может, самые оборотистые и имевшие хоть какие-то собственные средства изгнанники пахали землю и сеяли рожь и пшеницу. А земледелие и огородничество в Тунке были занятием непростым, трудностей тут преодолевать приходилось немало: то погодные аномалии застанут врасплох, то вредители или другая зараза уничтожит посевы, особенно зерно. «Земля плодородная, – вспоминал Куляшиньский начало их пребывания в Тунке, – но климат убийственный. Поскольку из-за поздней весны сеют [тут] только в конце мая и в начале июня, а в первые дни августа уже случаются заморозки, чаще всего оказывается, что завязавшееся в колосе зерно прихватил мороз. Мало того, если удачное положение грунта позволяет зерну созреть, нападает – это зависит то ли от температуры земли, то ли от окружающих поля лесов, – какая-то смоляная клейкая материя, называемая жителями помхой, которая сжигает зерно. Мы ели хлеб из этого зерна, другого не было, разве что в виде исключения. Он невкусный, нездоровый, глинистый, но и за такую муку, желтую, напоминающую порошок, приходилось платить один фунт двенадцать грошей. Другой не было, да и эту с трудом удавалось раздобыть».
В общей сложности своим хозяйством обзавелось десятка полтора священников, землю они получили, видимо, от общины, а может, арендовали у местных крестьян. На обустройство выдавалось также государственное пособие, несколько сот рублей; ксендз Станислав Матрась из Кшешова на Сане получил четыреста. Некоторые крестьянствовавшие ксендзы смогли со временем построить собственные дома, закупили инвентарь, лошадей, скот, поля и луга. Крестьянами стали, в частности: «с размахом» – Юзеф Тушевский, Ян Ходакевич и Феликс Василевский (эти двое вели совместное хозяйство), Францишек Козловский («поставил свой дом») и Матрась, который, уезжая из Тунки, продал поспешно, «за бесценок», «три штуки скота, откормленного борова, четырнадцать возов сена». Крестьянствовавшие ссыльные обеспечивали себя, а все излишки продавали. Кое-кто делал молочные продукты – «известностью пользовались, прежде всего, сыры». Сельским хозяйством занимался, предположительно, диакон камальдул Феликс Кулаковский – «сам выстроил дом». Семинарист кармелит Михал Палейкис вел хозяйство капитана Плотникова.
Все – «все до одного» – разводили огороды для собственных нужд на придомовых участках, выращивали овощи и «в большом количестве» сажали картошку, некоторые просто ради удовольствия разбивали также клумбы; самые красивые левкои были у капуцинов Кароля Ходкевича (двести штук) и Вацлава Новаковского. У некоторых «на тщательнейшим образом ухоженных грядках произрастали такие великолепные овощи, что можно без всякого преувеличения сказать: ксендзам-огородникам впору их было их выставку посылать». Однако к подобному труду не у каждого лежала душа.
