— У меня была сестра, которая всегда была первой ученицей в классе, в то время как я занимала примерно десятое место, — вспоминала Одетта. — Но когда зачитывали имена тех, кого приняли в среднюю школу, мое имя назвали, а имя моей сестры — нет. Потому что я была не такой блестящей ученицей и представляла меньшую угрозу.
* * *
— А потом был 73‑й, — продолжала Одетта. — Я уехала из дома, поступив в педагогический колледж в Сиангугу (на юго-западе страны). И однажды утром, когда мы завтракали перед тем, как пойти к мессе, были закрыты и заперты окна и двери. Потом парни из другого колледжа вошли в столовую и окружили столы. Меня затрясло. Помню, у меня во рту был кусок хлеба, и я никак не могла его проглотить. Там был парень с холма по соседству с моим домом, мы вместе ходили в начальную школу. И он сказал: «Ты, Одетта, сядь, мы знаем, что ты всегда была хуту». А потом подошел другой парень, дернул меня за волосы и сказал: «По твоим волосам видно, что ты тутси».
Волосы были одним из главных показателей для Джона Хеннинга Спика. Определяя местного князька как представителя хамитской «расы господ», Спик объявил его потомком рода, идущего «от Абиссинии и царя Давида, чьи волосы были такими же прямыми, как мои собственные», и князек, польщенный, ответил — мол, да, есть легенда, что его предки «некогда были наполовину белыми, наполовину черными, и волосы их на белой стороне были прямыми, а на черной курчавыми». Одетта не была ни высокой, ни особенно стройной и по «назальному индексу», пожалуй, сошла бы за среднюю руандийку. Однако наследие Спика обладало такой силой, что даже через сотню лет после того, как он застрелился в результате «несчастного случая на охоте», студентик в Руанде стал мучить Одетту из-за того, что ей нравилось зачесывать волосы назад, чтобы они спадали по спине мягкими волнами.
— И тогда, — продолжала она, — директор колледжа, бельгийка, сказала обо мне: «Да, вот эта, она тутси первой категории, забирайте ее». И нас исключили. В тот день никто не был убит. Некоторым девочкам плевали в лицо и заставляли ползать на коленях, а кое-кого избили. А потом мы ушли оттуда. Пешком.
ПО ВСЕЙ РУАНДЕ ИЗБИВАЛИ И ИСКЛЮЧАЛИ ИЗ УЧЕБНЫХ ЗАВЕДЕНИЙ УЧАЩИХСЯ-ТУТСИ, И МНОГИЕ ИЗ НИХ, ДОБРАВШИСЬ ДО РОДНЫХ МЕСТ, ОБНАРУЖИВАЛИ, ЧТО ДОМА ИХ СГОРЕЛИ. В тот раз беду пробудили события в Бурунди, где политический ландшафт выглядел почти так же, как руандийский, если смотреть на него сквозь заляпанное кровью стекло: в Бурунди военный режим тутси захватил власть, и уже хуту пришел черед опасаться за свою жизнь. Весной 1972 г. часть бурундийских хуту попыталась восстать, но восстание было быстро подавлено. Затем во имя восстановления «мира и порядка» армия провела в масштабах всей страны истребительную кампанию против образованных хуту, в ходе которой было убито немало и неграмотных хуту. Лихорадочное безумие геноцида в Бурунди превзошло все, что предшествовало ему в Руанде. Как минимум 100 тысяч бурундийских хуту были убиты весной 1972 г., и как минимум 200 тысяч удалились в изгнание как беженцы — и многие из них бежали в Руанду.
