Вандалы — оклеветанный народ | страница 129



Верность арианству была для вандалов средством самоутверждения и самосохранения, средством обретения пути к осознанию своего места в мире уже не языческой, но христианской Античности, однако по-прежнему во многих отношениях бесконечно превосходившем мир германства. Еще идя в бой на полях Паннонии, вандалы несли с собой, как знамя, готскую библию Ульфиласа-Вульфилы. Поэтому порочащие Гейзериха утверждения, будто царь вандалов был при рождении крещен по православному обряду, впоследствии же отпал от православия, уклонился в арианство и, со всей силой ненависти отступника-ренегата к преданной им вере, обрушился на африканских православных римлян, нельзя рассматривать иначе, чем заведомо ложные измышления. В самом сердце суггестивного превосходства римского, латинского мира готская библия Вульфилы, это сокровище христианско-германской письменности, приобрела для германцев, понимавших ее содержание, написанное на их родном языке, еще большее значение, чем прежде. Однако за те немногие годы, что прошли со времени Вульфилы, вандалы не успели обзавестись собственными священниками, равными своим римским, православным противникам в плане образования, красноречия и умственного развития. Пройдя трудную школу борьбы с донатистами и пелагианами, отточив свой ум и язык на синодах и соборах, обучившись диалектике у златоустов вроде блаженного Августина, православная элита Карфагена далеко превосходила все остальные христианские богословские течения и школы, будь то в (Малой) Азии, Италии или Египте. Немногочисленная группа арианских иереев, пришедших в Африку в обозе вандало-аланского «народа-войска» не имела ни малейших шансов одолеть в попытках затеять «прю о вере» этих виртуозов христианских полемики и дебатов, риторики и диалектики. Арианские священники вандалов с самого начала владели только языком меча. Притом меча железного, а не меча духовного, который, по Писанию, есть Слово Божие…

Прекрасно понимая это, мудрый и осмотрительный Гейзерих, стремясь избежать ненужного кровопролития на почве межрелигиозных распрей, ограничил сферу действия «вандальской» арианской веры своим собственным народом и примкнувшими к нему иноплеменниками, которых можно было легко узнать по одежде, и утешил своих разгневанных его терпимостью к иноверцам зилотов-священников передачей им православных церквей и дворцов для отправления арианского культа и проживания в достойных условиях. Установленные им таким образом границы между вероисповеданиями и народами, возможно, в отдельных случаях, и нарушались победителями-вандалами, становясь все менее устойчивыми и все более размытыми, когда иные римляне (например, придворные вандальского царя) из оппортунистических соображений «перекрещивались» из православных в ариан. Гейзерих неукоснительно требовал от своего окружения (во всяком случае, от придворных высокого ранга) принадлежности к арианской церкви, отказываясь даже от услуг весьма дельных советников, если те оказывались не готовы к отречению от православия. Спору нет, тем самым он оказывал на них давление. Но разве в наше время в какой-либо стране (причем не только в Африке) кой-где порой не оказывается в тех или иных правительственных или же государственных ведомствах аналогичное давление на желающих служить правительству или же государству «инаковерующих», если не сказать — инакомыслящих, несмотря на все славословия «свободе совести»?