Конечно, все это было известно блаженному Августину и слетевшимися под его крыло из разоренной варварами римской Африки православным епископам еще задолго до того, как войско Гейзериха окружило Иппон Регий. После того, как прекратилось снабжение епископской резиденции не только по суше, но и по морю, ибо вандальский флот отрезал его от «маре нострум», осажденные могли получать сведения о происходящем в разоряемых «вооруженными мигрантами» провинциях лишь в форме слухов, сообщаемых последними беглецами, ухитрявшимися проникать в град обреченный, просочившись через кольцо осады, или же скупых сообщений особо везучих вестников из внешнего мира. Как бы то ни было, блаженному Августину было суждено стать свидетелем уничтожения дела всей его жизни в пламени разрушительной войны. Ставшей для христианского златоуста поистине предсказанным в Святом Писании «Армагеддоном» — «Войной Судного Дня», которую он, сумевший новую надежду в римских христиан даже после взятия Ветхого Рима вестготами в 410 г., теперь оказался не в силах истолковать как некое мучительное (подобно родовым мукам), но целительное обновление. Несмотря на все свое красноречие…
Поссидий Каламский вспоминает в «Жизни Августина», как сидел с блаженным за столом и вел беседу. Внезапно Августин сказал, что в эти дни всеобщих бедствий молит Господа лишь об одном — чтобы Он в своей неизреченной милости освободил осажденный врагами город. Если же на то не будет Господней воли, то пусть Всевышний хотя бы даст Своим служителям силу вынести Его приговор, либо же возьмет его, недостойного Августина, из этого грешного мира.
Данный многозначительный фрагмент жития блаженного Августина вполне можно уподобить пророчеству. Ибо то, каким образом Иппон был освобожден и в то же время не освобожден, но оставлен, странным образом, умирать своей смертью, в ретроспективе кажется исполнением последнего желания блаженного Всевышним, внявшим предсмертной мольбе своего верного раба. Ведь у Гензериха, не имевшего осадной техники, вынужденного постоянно заботиться о снабжении своего вечно голодного «народа-войска» продовольствием, казалось, не было надежды на взятие большого портового города, окруженного мощными стенами. Возможно, царь вандалов вообще осадил Иппон не ради захвата самого города, а с целью держать под контролем комита Африки с его верными готами. Появление же вандальского флота в устье Уба объяснялось лишь желанием «Зинзириха-риги» воспрепятствовать возможной высадке морского римского десанта, присланного в помощь Бонифацию из Европы.
