Когда мы возвращаемся в базовый лагерь, лупит серый дождь и тучи смыли все солнце. Палатки стоят бок о бок под какими-то деревьями, за ними виднеется озеро и много кустов.
Папа говорит с дядей Кимо и остальными, что надо бы отправить “Зодиак” в долину Вайпио за дополнительным снаряжением, спасатели кучкуются у своих палаток и о чем-то болтают, а я стою один под железным деревом и на меня моросит дождь.
Я впервые задумываюсь о том что быть может Ноа больше нет. Я уже думал обо всем за что хочу извинится перед ним, за все разы когда ставил ему подножку толкал или бил чем под руку попадеться когда он был маленький. Я хотел показать ему что из нас двоих у меня вся мана, хотя мы оба знали что это не правда. В универе нам читали лекции по философии и препод говорил о силе. Типа люди думают что сила и власть одно и то же, но на самом деле силу используют те у кого нет власти. Я думаю про меня и Ноа и такой, я же всю жизнь использовал силу. Кто я после этого?
За спасателями прилетел вертолет. Он опускается, лопасти рубят воздух и каждый удар толкает меня в грудь, проходит по всему телу, оглушает хотя до меня футов триста. Вертолет в красно желтую полоску, не как “Блэк хоук”[123] или в кино, а меньше, жук без крыльев. Но громкий. Каждый удар раскалывает небо, а под ним серебристый визг. Трава ложится и колышется по краям. Спасатели бегут с собакой к вертолету, ветер с дождем треплет их куртки, леди впереди которая сказала нам что больше не может искать моего брата цепляется обеими руками за бейсболку, они с напарником смешно пригинают головы крадутся как грабители, залезают в кабину лопасти ускоряются трещат громче, трава совсем полегла, спасатели поднимаются в небо и развернувшись уносятся из долины.
Неделю назад мы с Оги вынуждены были вернуться в Калихи. С Большого острова мы с ним уехали в свою жизнь — еще один день, еще один доллар — не по доброй воле, я ведь знаю, сын мой по-прежнему жив, он где-то в этих долинах, и я хочу быть там, когда он придет назад. Но, останься мы на Большом острове еще хоть на день, потеряли бы все: нашу работу, нашу съемную развалюху, нашу раздолбанную машину. Мы сложили вещи в чемодан и дорожную сумку и ранним утром вышли на гравийную дорожку у дома Кимо под равнодушное белесое небо и щебетание птиц.
— Мы его найдем, — сказал Кимо. Глаза его покраснели от бессонных ночей в долине, когда он шагал рядом с Оги, прорубая себе дорогу.
