Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик | страница 77



. Это столкновение идеологически-языковых систем не только означает индивидуальное развитие героя, но и метонимически репрезентирует политически раздвоенное общество Польши эпохи Просвещения.

Булгарин хотя и использует в предисловии к своему роману понятие «исповедь», которое тоже отсылает к автобиографическому повествованию с нравственным изменением, однако в конце рассказчик дистанцируется от этой модели. Он говорит нам (не без иронии ли?), что текст этот станет понастоящему нужным лишь тогда, когда Россия окончательно станет просвещенной и обустроенной, а сам роман, таким образом, будет служить напоминанием о том, что когда-то здесь царили взяточничество, бесхозяйственность и т. п.

Важно отметить, что, хотя оба автора делают выбор в пользу (псевдо)автобиографической формы, их направляет рационалистически-просвещенческая антропологическая модель, которая не оставляет места описанию внутренних конфликтов.

Совершенно иным путем идет Эдвард Масальский. В его тексте повествование ведется от третьего лица, а личность главного героя не претерпевает никаких изменений. Да и сам роман не претендует на то, чтобы казаться увлекательным, вместо этого он с помощью скудного нарратива связывает воедино ряд поучительных эпизодов. При этом все изменения должны происходить со слушателем мудрого пана Подстолича Владиславом, который является усредненным, собирательным образом польского дворянина (именно в нем читающая публика должна была узнать себя).

Эта литературная стратегия напоминает роман Красицкого «Пан Подстолий», в котором курс обучения проходит не одноименный главный герой, а посетитель его поместья, а вместе с ним и читатель.

В свою очередь булгаринский «Иван Выжигин» и «Приключения Миколая Досвядчиньского» Красицкого (но не его «Пан Подстолий» и не «Пан Подстолич» Масальского) развивают традицию плутовского романа – рассказ ведется от лица социально ущемленных, повествуя об их моральном перерождении либо социальном взлете, либо о том и другом[324].

Однако и Красицкий, и Булгарин вносят в эту традицию некоторые важные изменения. Миколая Досвядчиньского, безусловно, можно охарактеризовать как испорченного молодого человека, но он ни в коем случае не является социально обделенным, напротив – он шляхтич (то есть представитель элиты), который в ходе романа становится еще и добропорядочным гражданином. Но и у Булгарина модель плутовского романа оказывается реализованной не в полной мере. Хотя его герой лишен привилегий, мнимый сирота и морально неустойчив, он все же не преступник