Ущелье Самарья, в следующий вторник | страница 47
– Не переживай, – погладила ее по плечу Софи. – Вернемся в Люнденвик, и все выясним. Пойдем лучше внутрь. Там даже сесть можно, да и посуше слегка.
Лидия оторвалась от поручней и последовала за подругой, мысленно давая себе слово – до конца отпуска не думать о том, как Мэтр мог оказаться на Крите…
Роберт сидел на веранде бунгало, которое занимали они с Крисом, и ждал возвращения брата. Ну, не совсем так: себе самому он мог признаться, что более всего ему хотелось обсудить с Валери результаты его сегодняшней работы над спиральными текстами. В самом деле, очень разумная девушка! И предложенные ею математические методы последовательно приближали его… их обоих, да! приближали к полной и единственно достоверной расшифровке содержания надписей на чашах, а, следовательно, и диска.
Доктор Василидис приезжал сегодня не зря: боли исчезли окончательно, и не вернулись даже после довольно интенсивной тренировки, завершившейся часовым заплывом. Так что завтра можно будет забрать у Криса машину и съездить в Фестос и Маталу, в первый раз после травмы. Конечно, Аллан и Никос, его помощники, регулярно и подробно докладывали Роберту, как идут дела на раскопках, но увидеть все самому – это же совсем другое дело! Увидеть, удостовериться, что там все в порядке, хорошенько накрутить хвост рабочим… а потом можно будет и пригласить брата и его подруг съездить туда.
Он досадливо поморщился и обозвал себя старым лицемером: пора уже было признаться хотя бы в душе, что его интересует только одна из девушек. И интересует чуть больше, чем просто «сильно».
Совсем немного времени потратил Пьер Лавернье на то, чтобы изучить содержимое сейфа. Хватило пяти минут, чтобы удостовериться, что внутри железного ящика нет ничего, кроме картонной коробки с двадцатью четырьмя тюбиками и толстой растрепанной тетради большого формата. Он заглянул в коробку, с минуту разглядывал ее содержимое, покачал пальцем тюбик с ярко-желтой наклейкой и надписью «Стронциановая желтая», вздохнул и решительно убрал краски в сейф. В живописи он разбирается весьма приблизительно, так что начинать надо со знакомого. С магии.
Тетрадь, по-видимому, сопровождала Павсания с давних времен: листы в нее явно вклеивали позднее не один раз, да и манера вести записи изменилась с аккуратных, тщательно датированных на первых страницах до лихорадочных неразборчивых каракулей на последних. Пьер прочел несколько записей в начале, убедился, что все они посвящены только магии желания, и открыл запись в самом конце. Почерк старого мага, почти нечитаемый, вдруг стал четким, почти чертежным. Буквы староэльфийского, на котором принято записывать формулы заклинаний, были тщательно прорисованы, запись обведена рамкой. Лавернье взглянул на текст в рамке и поспешно захлопнул тетрадь: один его знакомый вот так прочел неизвестное ему заклинание, и оказался перенесенным в пижаме и домашних тапочках под проливной дождь, из уютного особняка в Медиолануме – на центральную площадь Кракова.