Порывшись в кармане, Крис достал тяжелый золотой дукат и подбросил в воздух. Монета взлетела, сверкнула и упала на ладонь. Молодой человек увидел чеканный профиль короля Кристиана и тяжело вздохнул. Орел. Отчаливаем.
Пьер Огюст Лавернье покрутил в пальцах невысокий стаканчик, покосился на этикетку «Амонтильядо» и сказад:
– Хватит, пожалуй, спасибо. Знаю я эти хересы: пьется легко, словно вода, а завтра я буду как выжатый лимон.
– Ну, смотри, как хочешь! А я, пожалуй, выпью еще глоточек…
Забулькала золотистая жидкость и в воздухе мягко запахло осенью: листьями, жареными каштанами, расколотыми орехами. Капитан Сондерс отпил глоток и прикрыл глаза от удовольствия.
– Что, трудный рейс? – сочувственно спросил Лавернье.
– Нет, конечно, что здесь трудного, – Сондерс поморщился. – До штормов еще месяц с лишним, идем, словно по стеклу катимся. Да еще все время в видимости берега. Надоело по малому кругу кататься, сил нет. Не речной трамвайчик, конечно, но к тому близко, почти каботаж.
– В океан хочешь?
– Хочу.
– Есть шанс?
– Обещали с мая будущего года. Если сдам экзамены на повышение, конечно.
Мужчины помолчали, потом маг отставил стакан и встал.
– Пойду в свою лодку.
– Иди. Имей в виду, мы в четыре причалим в Мессине, на палубе шумно будет. Там течение хитрое, одним причальным канатом, без якоря, никак не обойтись.
– Наплевать. Заберусь под тент, и как дитя в люльке, засну. Кстати, меня там сегодня обнаружили и чуть было не сдали твоим матросам.
– Ну да? Кто ж это? – хмыкнул капитан.
– Да есть тут у тебя такие пассажирки, три подруги. Вот одна из них…
– Рыженькая такая, фигуристая?
– Нет, другая. Высокая брюнетка.
– Тоже хороша по-своему, – одобрил Сондерс, и мечтательно зажмурился, словно сытый кот. – Вот буду ходить на «Гордости Бритвальда» какой-нибудь, непременно какую-нибудь красотку буду сажать за свой капитанский стол…
– На «Гордости» в первом-то классе, небось, и нету пассажирок моложе восьмидесяти, – засмеялся Лавернье. – До завтра, приятель!
Остановку в Мессине подруги благополучно проспали. Впрочем, не только они: все пассажиры в четыре часа утра спали, и никто не отреагировал на грохот якорной цепи в клюзе. Никто, кроме, разумеется, Лавернье, который вылез из своей шлюпки, мрачно посмотрел на туман, закрывавший порт Мессины, и пару минут взвешивал, что хуже: потерпеть шум на палубе еще час до поднятия якоря или идти на свою койку в третьем классе и слушать заливистый храп соседа. Решение было принято в пользу палубы, и маг вновь забрался под тент. Пробегавший мимо матрос хмыкнул, но ничего не сказал: палубного пассажира велено было не замечать.
