Рядом был дощатый забор стадиона. В Митьке вдруг будто пружина сработала! Секунду назад он и не думал о бегстве, а тут вдруг кинулся к забору, подскочил, подтянулся изо всех сил, закинул ногу на кромку…
Крепкие пальцы ухватили Митьку пониже колена.
— Вы куда, гражданин Сидоров? Нам вроде бы не футбол смотреть.
Митька тяжело прыгнул в траву у тротуара.
— Странно даже, — сказал милиционер. — Шли, разговаривали… И вдруг — бац! Ведь договаривались же: не драпать.
— Ну что вам от меня надо?! Что я такого сделал?! — с прорвавшимся отчаянием воскликнул Митька.
— А тумбу кто дырявил? Может быть, я? Ты.
— «Дырявил»! Одна малюсенькая дырочка! Залепят — вот и все.
— Если все будут по тумбам стрелять, что получится?
— Все не будут, — безнадежно сказал Митька.
— Рейку зачем оторвал от штакетника? Разве не хулиганство?
— Я ее только на минуточку. Я потом бы опять приделал.
— Врешь, — убежденно сказал милиционер.
«Вру», — подумал Митька и сказал:
— Ничуточки.
— Всю траву, можно сказать, в газоне вытоптал…
— Траву? Да там чертополох один, только ноги ободрал. Во! — Для убедительности Митька ухватил себя за щиколотку и подтянул вверх ногу. Царапины были похожи на след кошачьих когтей. Но милиционер не разжалобился.
— Не скачи. Больше не ускачешь.
Он взял Митьку за локоть.
— Пустите, — хмуро попросил Митька. — Я больше не побегу.
— Знаем мы это дело.
— Ну… честное пионерское, не побегу. Пустите. А то знакомые встретятся, скажут: ведут, как вора.
— Честное пионерское начал давать… А ты пионер? У тебя и галстука-то нет.
— Просто не надел сегодня. Ну вот я за значок берусь, он со звездочкой. Значит, не вру. Ну честное слово!
Митька ухватился за тяжелый значок «Ворошиловского стрелка» второй ступени, которым оттягивал левый край матроски.
— Не считается это, — возразил милиционер. — Значок-то не твой.
— Не мой?!
— А твой, что ли? Был бы хоть еще маленький, а то взрослый «Ворошиловский стрелок»! Ты голову не морочь. Такой значок заработать — это не стрелы пулять, подвергая опасности прохожих.
— Во-первых, — сипловатым от обиды голосом сказал Митька, — никого я не подвергал. Во-вторых, значок все равно мой! Вот!
Ему часто не верили, и он привык, но сейчас обида была сильная: схватил, ведет куда-то, насмехается да еще и не верит! Сам небось и стрелять не умеет как следует, хоть и нацепил кобуру с наганом.
Из нагрудного кармашка выхватил Митька сложенный вчетверо листок, уже порядком измочаленный и потертый на сгибах. С лиловой печатью Осоавиахима и подписью военрука. Это было временное удостоверение (для настоящего не нашлось корочек, обещали дать потом).
