Появился указатель «Троицкое-1», и машина свернула с трассы. Заснеженный поселок, погруженный в сизое рассветное «молоко», выглядел сонным, хотя во многих домах светились тёплые желтые окна. Светились они и в деревянном зеленом доме за дощатым забором, у калитки которого и остановилась «Ауди». Дверь дома отворилась, на крыльцо вышла старушка в накинутом поверх халата каракулевом полушубке.
– Феликс! – воскликнула она, торопливо спускаясь по ступеням. – Вот так радость! Навестил нас, сынок! А мы-то заждались уж, так заждались!
– Утро доброе, Мария Семёновна! – Закрыв машину, он подошел к калитке, которую уже торопливо открывала хозяйка.
Невысокая, полная, круглолицая женщина с растрепавшейся белой косой распахнула руки и обняла гостя, прижимаясь щекой к ткани пальто.
– Идемте, идемте скорее, не хватало вам простудиться. – Мужчина приобнял её за плечи и повел по двору, не забыв закрыть на щеколду калитку.
Деревянный дом встретил холодом. Пройдя в большую комнату, Феликс увидал хозяина, Василия Федоровича: сгорбленный, сухой старик в шерстяных штанах, фланелевой рубахе и кудлатой меховой жилетке возился с дровами возле печки, занимающей половину стены. Завидев гостя, старик бросил поленья на пол и пошел ему навстречу, приговаривая:
– Ох, кто к нам пришёл, кто пришёл! Здравствуй, Феликс, здравствуй!
Они обнялись, после Феликс спросил:
– Почему у вас так холодно?
– Дык остыла печка-то к утру. – Старик пошаркал обратно и, кряхтя, нагнулся за дровами. – Сейчас растопим – мигом по-теплеет.
– А почему – печка, что с батареями? – Феликс шагнул к окну и потрогал радиатор. Батарея была ледяной.
– Так авария какая-то случилась в котельной, – пояснила Мария Семёновна, – третий день уж отопления нету. Но ничего, ничего, слава богу печка есть, справляемся.
Феликсу оставалось лишь покачать головой, глядя по сторонам: вытертая ковровая дорожка на дощатом полу, старая мебель, вышивки и детские рисунки на стенах, деревянные часы с маятником, советский телевизор на тумбочке, – сколько он ни уговаривал, сколько ни упрашивал стариков переехать в жилье поприличнее, те наотрез отказывались, крепко держась за свою избу с огородом, отнимающим у них последние силы. Взгляд Феликса остановился на большой фотографии в рамке под стеклом: две девочки – ученицы второго и третьего классов, с косичками и бантами, – улыбались фотографу. И в них, как в цветочных бутонах, уже просматривалась будущая яркая, южная красота – через поколения проявившийся подарок прабабушки-итальянки, оперной певицы, выступавшей перед самим государем императором.
