Сад упирался в полуразрушенный забор, нависший над Глубокой — тихой боковой улицей, вымощенной кругляком. На эту улицу из соседних дворов часто выходили куры и рылись в мусоре, совсем как в селе. Кирилл Михайлович сорвал с ветки яблоко и швырнул в кур. Те с криком и кудахтаньем переполошились, словно поняли, что это большое озорство — швырять яблоками в мирных птиц.
— Люди всегда разговаривают на разных языках, — сказал Гавриил Данилович Титинец. Он был умен, всегда держался тихо и скромно, и его часто не замечали. — Если их взгляды на основные предметы совпадают, то на множество мелочей они смотрят по-разному.
— Это, однако, не мешает им жить в согласии. Тем более когда речь идет о мужчине и женщине.
— До тех пор, пока в сферу ума не вмешиваются чувства. А после этого — конфликт, — продолжал Титинец. — Людей объединяет только любовь.
Война тоже конфликт, размышлял Василий Петрович. Конфликт между двумя правдами — убийцей и честным человеком… Надсмотрщик концлагеря с собакой и пленный за колючей проволокой с электрическим током… и втоптанная в грязь роза — красная, как разлившаяся по снегу кровь. Переделали психику, убедили: так надо, вы — передовая нация, внушала идеологическая машина Геббельса. Есть правда вьетнамского патриота и заморского разбойника. А должна быть только одна правда. Правда — не шахматная игра.
— Василий Петрович, почему вы уединились?
— Мы с вами разные люди.
— Интересно. По каким же признакам разные — по глазам, носу или по округлости головы? А не допускаете ли вы мысли, что подсудимый может стать обвинителем?
— Посмотрите, посмотрите! — вдруг вскрикнул Кирилл Михайлович и показал рукой на улицу.
Вдвоем, обнявшись, шли низенькие, уродливые он и она. На нем длинное демисезонное пальто, под мышкой сучковатая палка, на голове кургузая шляпа, зеленая, с пучком красных цветов за креповой лентой. На ней цветистое платье, а в руке огромная белая хозяйственная сумка. Трудно было определить их возраст, но это была явно влюбленная пара, неразлучная, они идут по середине улицы, он то и дело целует ей руку, лицо, а она, слегка отстраняясь, громко говорит: «Мишка, не смеши». Их постоянно преследуют дети, кричат вдогонку: «Пирика — Мишка!» Поэтому Мишка держит под мышкой палку и выбирает для прогулок тихие боковые улочки, где меньше детей. Сейчас их никто не дразнит, и они тешатся, они счастливы.
— Кто посмеет сказать, что природа не озорница? Вы представьте себе: прекрасный Аполлон — Мишка и фея Пирика, но удивительное здесь, понимаете, в другом: они нашли друг друга. Вот что удивительно.
