— Согрей мне руки, — попросила она и протянула к нему озябшие пальцы.
Взял ее маленькие руки в свои большие ладони.
— Холодные как лед, — сказал он, не зная, что же дальше делать с этими холодными и нежными женскими руками. — Возьми мои перчатки — они теплые.
— Нет, нет, я хочу, чтобы ты отогрел…
Неподалеку прошла тетка Мальва, ее вел на поводке белый лохматый песик. Тетка Мальва села на свою скамью возле клумбы, а песик улегся на свое место под скамейкой и принялся грызть кость. Он ежедневно приводил сюда свою хозяйку, и вместе они здесь роскошествовали: песик приносил свою кость, а тучная тетка Мальва приносила только самое себя, потому что положенное ей количество мяса она съела еще в молодости, когда была женой важного господина, окружного начальника. Василий Петрович не хотел никуда идти, он хотел сидеть на красной парковой скамье, которая так много знала о его жизни, что с нею можно было поговорить, как с доброй знакомой. Но его ждали, там уже, видимо, все собрались. Он же, обиженный на всех, еще находился здесь.
Еще бы, думал Василий Петрович, на такое собрание все прибегут! Особенно женщины. Цецилия Федоровна ребенка у соседей оставит. Сенсация, вы представляете? Наш Василий Петрович, этот жираф? Слово предоставляется Цецилии Федоровне Мрычко… Товарищи, коллеги, я хочу сказать пару слов! И после этого будет тарахтеть, пока на нее не зашикают. Язык как маятник — туда, сюда. Кто следующий — подходите. Иван Иванович погладит темя. Вот как, товарищи-коллеги: высокие нормы морали… Ерунда! Что же это получается? На людях об руку, а дома… соседи сбегаются… Хороший день, в прошлом году в ноябре купался… И теперь можно бы, а я все забросил. Работу тоже. Я должен был бы сидеть и писать. Слабонервный… О, кажется, белочка… Если бы знать заранее, где начинается беда, никогда бы не дал маху… Действительно, белочка, возле санатория их много, совсем ручные, и хвост хорош, ушки кисточками… Откуда мне знать, когда все это началось меж нами?.. Она ведь тоже — словно где-то на улице встретила меня. Ты показался мне немного смешным, такой высокий, а на лекции то и дело поглядывал на меня. Интересно, разве я только на нее одну смотрел… О! теперь спасайся! Глупенькая, куда же ты, там полон двор детворы, в парк, в парк беги! Чудесный пушистый хвост, эх, черт, как же он ее поймал, видно, доверилась. За такое надо бы уши драть.
— Эй, мальчик, ну-ка подойди ко мне.
Стоит запыхавшийся, босоногий, шустрый, с лукавинкой… Да это же нашего Семканича сын, и на кой черт мне с ним связываться, хотя бы сделал вид, что не слышит. Умно! Обманывайте, притворяйтесь, а после: кто вас этому научил? Ребенок рождается добрым, tabula rasa, а, впрочем, поди докажи.
