Ужасн 1000 а легкая победа. Нет, право, лучше скучным быть, чем остряком и сердцеедом и обольстителем прослыть.
Я сам учился в этой школе. Сам курсы девичьи прошел: "Я к вам пишу - чего же боле?.." "Не отпирайтесь. Я прочел..."
И мне в скитаньях и походах пришлось лукавить и хитрить и мне случалось мимоходом случайных девочек любить.
Но как он страшен, посвист старый, как от мечтаний далека ухмылка наглая гусара, гусара наглая рука.
Как беспощадно пробужденье, когда она молчит, когда, ломая пальчики, в смятенье, бежит - неведомо куда: к опушке, в тонкие березы, в овраг - без голоса рыдать.
Не просто было эти слезы дешевым пивом запивать.
Их и сейчас еще немало, хотя и близок их конец, мужчин красивых и бывалых, хозяев маленьких сердец.
У них уже вошло в привычку влюбляться в женщину шутя: под стук колес, под вспышку спички, под шум осеннего дождя.
Они идут, вздыхая гадко, походкой любящих отцов. Бегите, Катя, без оглядки от этих дивных подлецов.
Прощайте, милая Катюша. Благодарю вас за привет, за музыку, что я не слушал, за то, что вам семнадцать лет;
за то, что город ваш просторный, в котором я в апреле жил, перед отъездом, на платформе, я, как мальчишка, полюбил. Ярослав Смеляков. Избранные произведения в двух томах. Москва, "Художественная литература", 1970.
ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ Валентиной Климовичи дочку назвали. Это имя мне дорого символ любви. Валентина Аркадьевна. Валенька. Валя. Как поют, как сияют твои соловьи!
Три весны прошумели над нами, как птицы, три зимы намели-накрутили снегов. Не забыта она и не может забыться: все мне видится, помнится, слышится, снится, все зовет, все ведет, все тоскует - любовь.
Если б эту тоску я отдал океану он бы волны катал, глубиною гудел, он стонал бы и мучился как окаянный, а к утру, что усталый старик, поседел.
Если б с лесом, шумящим в полдневном веселье, я бы смог поделиться печалью своей корни б сжались, как пальцы, стволы заскрипели, и осыпались черные листья с ветвей.
Если б звонкую силу, что даже поныне мне любовь вдохновенно и щедро дает, я занес бы в бесплодную сушу пустыни или вынес на мертвенный царственный лед расцвели бы деревья, светясь на просторе, и во имя моей, Валентина, любви рокотало бы теплое синее море, пели в рощах вечерних одни соловьи.
Как ты можешь теперь оставаться спокойной, между делом смеяться, притворно зевать и в ответ на мучительный выкрик, достойно опуская большие ресницы, скучать?
