Сестры жили теперь одни. Коза укладывалась рядом с ними, как всегда по ночам. Иногда по утрам, когда она тыкалась мордой им в лица, они представляли мать, вспоминали, как она гладила их по голове, целовала в лоб. Неясный протест в самой глубине души перерос в ожесточенность и злобу.
И вот однажды сестры оказались на дороге, ведущей в деревню. Им давно уже не нужно было разговаривать друг с другом. Когда старшая сестра двинулась в направлении фермы их отца, младшая последовала за ней без вопросов. Они дождались темноты и смотрели, как их отец в последний раз заходит к скотине, чтобы проверить, все ли в порядке. Наконец он лег и заснул, пригревшись рядом с женой в теплом доме. И тогда сестры залезли внутрь и открыли настежь двери хлева, отперли курятник. Остальное сделали волки. От отцовского скота ничего не осталось, кроме костей да перьев.
Однако этого сестрам показалось мало, и, чтобы утолить злобу, девочки отправились к другим фермам. Они сняли засовы со всех амбаров, открыли все курятники, после чего взобрались на дерево и оттуда прислушивались к волчьему пиру.
Когда в деревне снова все стихло, сестры удалились в свой лесной дом. Они лежали, не смыкая глаз, до рассвета. За те часы, что они провели в деревне, с ними что-то произошло. В их душах что-то закрылось навсегда, а взамен открылось нечто другое.
На следующее утро сестры почуяли, что в воздухе веет страхом. Запах наполнил их нутро, и им стало тепло, как давно уже не бывало с тех смутных, навсегда ушедших времен, когда малышками они спали в своих кроватках. И тогда они поняли, что пришло время навестить отца.
Солнце едва поднялось над горизонтом, когда в поисках родителя они пошли по его полям. Грязь и опавшие листья вросли в тела сестер, точно собственные кожа и волосы, и они приблизились к отцу почти вплотную, прежде чем он успел в страхе раскрыть глаза. Они встали перед ним – две женские фигуры, будто сотворенные из земли. Рот у него открылся, челюсть отвисла. Старшая сестра вдохнула его ужас, и волоски у нее на руках встали дыбом от удовольствия. Пальцы отца заскребли по груди, словно он жаждал поскорее найти нечто потерянное. А потом он замертво упал на собственное поле, бездыханный.
Младшая коснулась правой рукой лица сестры. Глаза старшей на мгновение почернели, но тут же снова обрели прежний серый цвет.
Старшая взяла за руку младшую, и вместе они пошли искать новую жену отца. Младшая постучала в дверь, и на пороге появилась краснощекая женщина. Ее страх издавал едкий запах, точно прокисшее молоко. Младшая сестра насквозь видела нехитрый умишко краснощекой, чья мелкая душа распласталась перед ней, как тушка на блюде, предлагая пожрать себя, что младшая и сделала. Она поглотила трусливую душу женщины, будто теплый ужин. С женщиной случилось то же самое, что и с ее мужем: пальцы заскребли по груди, словно оттуда вырвали нечто ценное, и она грохнулась замертво на кухонный пол. Младшая сестра взглянула на тело краснощекой женщины, распростертое у ее ног, и почувствовала едва удовлетворенный голод. Сестры вернулись в хижину, но голод только продолжал расти.
