Войдя в знакомую мне комнату, я взглянул на покойника. Он лежал вытянувшись, и кто-то успел уже сложить на его груди руки, но в его изжелта-бледном лице с открытыми, подернутыми пленкой глазами было какое-то значительное выражение, какого оно никогда не имело при жизни, – отпечаток какого-то величавого спокойствия и как бы уразумение истины, что прошедшая жизнь была горькая шутка. И это меня тоже поразило, и я во второй раз ощутил сомнение в правильности своих гордых мыслей и как бы жалость к себе: еще так недавно я был человеком, в душе которого не было сознания тяжелого убийства, и перестал им быть от этой минуты и навсегда. Я чувствовал, что вступил в какой-то заколдованный лес мыслей, откуда нет возврата, и это понимание невозможности вернуться назад снова наполнило меня чувством отчаянной смелости и прежней гордой волей.
Увидев, как я и ожидал, конечно, на лице мертвеца признаки отравления, я стал беспокойно перебегать глазами по окнам и столикам: во мне был страх, что я не отыщу необходимых для восстановления моей репутации медика склянок, и я почувствовал большое облегчение, когда наконец их увидел – две одинаковые склянки. Держа их в вытянутых вперед руках, я быстро вошел в комнату со смелым и негодующим видом. Все взоры уставились на меня с любопытством и, как мне показалось, ожиданием чего-то необыкновенного. Я, в свою очередь, не спуская глаз с лица князя, проговорил твердо и торжественно:
– Князь, произошла печальная случайность. Я вынужден путем печати констатировать прискорбный факт отравления вашего сына сулемой…
Произошло общее движение, а князь воскликнул:
– Что вы говорите?.. Отравили моего сына!.. Кто отравил?!.
– Не волнуйтесь, мы скоро узнаем истину. Велите позвать старуху, которая ухаживала за больным.
Через минуту вошла старуха грузинка и, остановившись, уставила на меня заплаканные злые глаза.
– Она никогда меня вполне не понимала, и потому прошу, задайте ей следующий вопрос по-грузински: вот две склянки – из какой она давала пить больному по чайной ложке?
Князь стал переводить ей мой вопрос страшно волнующимся голосом, причем я видел, что им все более овладевает вспыльчивость.
Грузинка с полным недоверием начала рассматривать обе склянки, видимо не зная, что ей сказать. – Да она не знает, старая чертовка!.. – пронзительно громко вскричал старик, вспыльчиво затопав на месте ногами.
– Позвольте, князь, – спокойно остановил я его, – я вам считаю нужным выяснить, как это должно было произойти: вот эта склянка с сильным ядом, выписанная по рецепту прежнего вашего доктора Тер-Обреновича, по две капли в день. Это другое – совершенно невинное, – выписанное мной. Как вы, может быть, заметили, старое лекарство всегда стояло на окне, и я очень ясно растолковал старухе, указывая на мою сигнатурку, что мое будет стоять на столике. Дряхлая старуха все перепутала и начала поить вашего сына сильным ядом.
