2003–2005 годы
После того как на день рождения Мереты они выключили свет и увеличили давление, она проспала целые сутки. Ее совершенно сразило сознание того, что ее жизнью полностью распоряжается кто-то другой и что она, судя по всему, находится на пути к бездне. Лишь на следующий день, когда в шлюзе загремело ведро с едой, она открыла глаза и попыталась сориентироваться в обстановке.
Подняв взгляд, она посмотрела на иллюминаторы: оттуда к ней проникал еле заметный свет. Значит, в помещении за стеклом загорелась лампочка. Мерете она давала не больше света, чем зажженная спичка, но это было хоть что-то. Встав на колени, она попыталась определить, где находится источник света, но за стеклом все было смутно. Тогда она повернулась в другую сторону и осмотрелась в своей камере. Света хватало, чтобы, привыкнув к нему, глаза через несколько дней начали различать отдельные детали.
В первый миг она обрадовалась, но тут же одернула себя. Ведь как ни мало этого света, его тоже можно выключить.
Кнопкой распоряжалась не она.
Вставая, Мерета задела рукой лежавшую на полу металлическую трубку. Это был фонарик, который они ей передали. Она крепко сжала его в руке, стараясь упорядочить мысли. Фонарик означал, что рано или поздно они собираются выключить жалкие остатки света, которые проникали к ней из-за стекла. Иначе зачем было давать ей фонарик?
В первый момент она хотела его включить – просто потому, что у нее имелась такая возможность. Искушение было велико – ведь в остальном у нее давно уже отняли право самой что-то решать. Однако она не стала этого делать.
«У тебя есть глаза, Мерета, вот пусть они и работают», – остановила она себя и положила фонарик рядом с отхожим ведром к стене под иллюминатором. Если зажечь свет, то, погасив его, она надолго окажется в непроницаемой тьме.
Это все равно что пытаться утолить жажду морской водой.
Ее опасения не оправдались, и слабый свет не погас. Она могла различать очертания комнаты и наблюдать за тем, как постепенно хирело ее тело. В таких условиях, напоминавших зимнюю ночь, она провела почти пятнадцать месяцев. Затем все опять радикально переменилось.
В тот день она впервые различила за слепым стеклом какие-то тени.
Она лежала на полу, вспоминая книжки. Так она поступала часто, чтобы отвлечь себя от мыслей о том, как бы она сейчас могла жить, если бы поступила как-то иначе. Думая о книжках, она переселялась в совершенно другой мир. Одно только воспоминание о сухости бумажных страниц под пальцами наполняло душу тоской. Запах целлюлозы и типографской краски. Сотни раз Мерета мыслями улетала в свою воображаемую библиотеку, отыскивая там единственную книжку на свете, которая в точности сохранилась у нее в памяти, без домыслов, привнесенных собственной фантазией. Не ту, которую ей хотелось бы вспомнить, не ту, которая произвела на нее наибольшее впечатление. Но единственную книжку, которая целиком сохранилась в ее измученном сознании вместе с воспоминаниями о радостных взрывах смеха.
