По крайней мере такую, какую можно предсказать заранее. Чего Карпентер боялся, так это проблемы, о которой никто не подозревал. И теперь он задавал себе вопрос, возникавший у него в начале новой фазы любого полета: «К чему мы не готовы?»
– Стыковочные устройства успешно разъединились, – услышал он голос Киттреджа. – Замки расщелкнулись. Мы в свободном дрейфе.
Оператор полета рядом с Карпентером победно потряс кулаком в воздухе.
Карпентер думал о предстоящей посадке. Погода в Белых Песках была по-прежнему устойчивой, встречный ветер в пятнадцать узлов. Ко времени прибытия шаттла ТАКАН починят. Наземные службы уже собирались возле взлетно-посадочной полосы. Никаких дополнительных проблем Карпентер не видел, и все же он знал: с одной проблемой непременно придется столкнуться.
Вот такие мысли роились в его голове, однако на лице не отразилось ни намека на подобные размышления. Ни один из операторов полетов даже не заподозрил, что ужас Карпентера невыносим, словно желчь в горле.
Эмма и остальные члены экипажа, находившиеся на МКС, тоже наблюдали и ждали. Все исследования были временно приостановлены. Экипаж собрался в Ноде-1 у большого круглого иллюминатора, чтобы посмотреть, как массивный шаттл будет отстыковываться от станции. Григгс следил за процессом на экране ноутбука, где рисовалось то же самое каркасное представление ОСП, на которое сейчас смотрели в Центре управления полетами в Хьюстоне.
Через иллюминатор Эмма увидела, как «Дискавери» начал потихоньку отдаляться, и с облегчением вздохнула. Челнок ушел в свободный дрейф, начав путь домой.
Врач О’Лири пребывал в наркотическом оцепенении. Он вколол себе пятьдесят миллиграммов демерола, чтобы притупить боль, – тогда можно пристегнуть Мерсера и подготовить кабину для входа в атмосферу. Но даже такая незначительная доза затуманивала сознание.
О’Лири сидел в кресле на средней палубе и был готов к сходу с орбиты. Окружающее то и дело расплывалось, словно он находился под водой. От света болели глаза, и он их закрыл. Некоторое время назад ему показалось, что поблизости проплыла Джилл Хьюитт с компьютером в руках. Теперь она исчезла, но он слышал ее напряженный голос в наушниках, а еще голоса Киттреджа и оператора. Они расстыковались.
Несмотря на туман в голове, О’Лири осознавал важность процесса, и ему было стыдно, что он пристегнут к креслу, словно инвалид, тогда как остальные члены экипажа в кабине пилота работают над тем, чтобы доставить их домой. Гордость не позволила ему оставаться в уютном сонном небытии; в глаза ударил нестерпимо яркий свет средней палубы. О’Лири нащупал застежки и, когда ремни расстегнулись, выплыл из своего кресла. Средняя палуба вдруг пришла в движение, и он снова закрыл глаза, чтобы сдержать внезапный приступ тошноты. «Борись, – мысленно приказал себе он. – Соберись. Ты всегда отличался выносливостью». Но он не смог заставить себя открыть глаза и вновь столкнуться с дезориентирующей невесомостью.
