– Это то, что я думаю?
– Да, – ответил он. – Судя по всему, это грудная клетка.
– Господи. Человеческая?
– Похоже на то.
Сориентировавшись в расположении тела по расчищенным семи ребрам, я снова начал откидывать землю полотенцем, смещаясь на два фута влево.
– Что ты делаешь?
Я не ответил, продолжая расчистку, пока не обнаружил плечо. Еще левее я нашел кости предплечья. Они заканчивались зазубренным изломом.
И больше ничего.
– Ясно, – сказал я. – Кисти руки нет.
Он понял. Мы встали.
– Господи, Джон, что тут происходит?
– Не знаю, – ответил он. – Но обрати внимание: нет никакого запаха. Вообще. И еще: видишь цвет костей, их фактуру?
– Грязно-коричневые. Ноздреватые на вид. То есть это было довольно давно, верно?
– По крайней мере десять – двенадцать лет назад, может быть, даже больше. Сколько лет подозреваемой, которую арестовали за другие два трупа? Той рыжей?
– Двадцать пять.
Мы молча подсчитали в уме.
Ли сидел у себя в кухне. Там, как всегда, было чисто. Причина, по которой его дом всегда выглядел нарядно – что, как он знал, слегка пугало Брэда, – была проста. Он немалое время тратил на уборку. В первую же неделю после переезда в новый дом Ли понял, что будет именно так. Всю его жизнь рядом всегда присутствовали одна или две горничных – он никогда не видел, чтобы мать тратила силы на нечто большее, чем споласкивание бокала из-под мартини, да и то далеко не всегда и только в крайнем случае.
Но он не нуждался в горничных. Ему было двадцать лет, и это выглядело бы достаточно смешно, не говоря уже о том, что иногда в его доме бывали вещи, которые совершенно незачем было видеть какой-нибудь любопытной мексиканке, готовой обменять любую подозрительную информацию на благосклонность со стороны иммиграционной службы.
Так что уборкой Ли занимался сам. Вскоре он обнаружил, что это неплохо у него получается. Ему даже нравилось. Возможно, со стороны подобное и могло показаться легкомысленным, но если делаешь что-то сам, то всегда знаешь, что и как. Когда ему нужно было как следует над чем-то подумать, он занимался уборкой. В этом заключалась его небольшая тайна. Он полагал, что таковая есть у каждого.
В доме царила полная тишина. Это ему тоже нравилось. Казалось, что многие из его друзей – а также их родители и особенно младшие сестры – неспособны жить без звукового окружения. Обязательно должен был работать телевизор или радио. Если нет, то они просто разговаривали. О чем угодно.
