Феям — почти всем, почти без исключений. Разве что какой-нибудь крылатой повезет родиться в очень богатой и влиятельной семье или очень удачно выйти замуж (привет жене брата).
Всем остальным приходится обходиться без магии.
— Ну как, понравилось?
Я наливаю по второму кругу и протягиваю один бокал Хану.
— Неплохо, но, — Темный падает в кресло, — я там не увидел ни одной феи. Вот у нас в Делесе...
— У вас в Делесе что ни фея, то шлюха.
— За что я и люблю свою страну, — расплывается в улыбке Ханар. — Может, есть на примете какая-нибудь вкусная малышка? Я соскучился по сладким запахам. Низшие меня так никогда не заводили, как девочки с крыльями.
Феи в какой-то мере наша слабость. Вернее, их запах. Они для нас, как выразился Хан, вкусно пахнут. Какие-то больше, какие-то меньше. Мне нравится аромат, который источает Ленни — жена Гара, но у меня никогда не срывало от него крышу. В отличие от брата. У того сорвало в первую же их встречу и до сих пор никак не отпустит.
Я к ароматным малышкам, как и любой высший хищник, тоже питаю слабость, но голову не теряю. Никогда не терял и не собираюсь. Может быть чревато. Помутнением рассудка и превращением в помешанного на жене и детях семьянина. Привет Гару.
Нахрен мне такое счастье.
* * *
— Перстень, — напоминаю.
— Да, спасибо! В общем, думаю, я в него вступлю. Просто чтоб было. — Хан кладет украшение на стол, а потом поднимается. — Ладно, я полетел. Сегодня ужинаю в посольстве с родителями, а потом, если что, звони. А если вспомнишь о какой-нибудь крылатой, звони тем более.
Ханар уходит, я возвращаюсь к отчетам, правда, уже часа через пол меня от них отрывают.
— Сонор Хорос, здесь... — помощница запинается, — сонорина Мартинес.
Не офис, а проходной двор какой-то.
Гашу в себе раздражение (и каково сама ко мне прилетела?), говорю:
— Сейчас буду.
Пиджак оставляю на спинке кресла, снимаю галстук. Конец рабочего дня, значит, можно уже избавиться от удавки. Сегодня какая-то невыносимая, просто адская жара. Даже сейчас, в восемь вечера, кажется, будто солнце плавит стекла офиса, поджигает асфальт и оставленные на стоянках аэрокары.
Закатываю рукава рубашки, чтобы не сдохнуть от жары сразу же, как только окажусь на улице, выхожу в приемную. Мартинес вскидывает голову, и на ее смазливом личике появляется улыбка, томная и призывная. Эва — холеная брюнетка с фигурой, один вид которой заставляет меня забыть об ужине. Может, согласится сразу приступить к десерту? Или хотя бы с него начать.
