Константин, распрощавшись с коллегой, понял, что в своих поисках зашел в тупик. Правда, не окончательно. Оставалось последнее средство, но на него требовалось время. Он, работая над уникальным проектом, успел завязать много полезных знакомств, в том числе и среди служащих силовых ведомств. Благодаря связям, не совсем быстро и совсем не безвозмездно ему вдалось получить распечатку телефонных звонков по номеру Марианны за последний месяц вместе с именами зарегистрированных абонентов. И тут его точно молнией ударило – вот она! Долгожданная зацепка. Константин мысленно поблагодарил себя за дотошность, которая никогда не бывает лишней для исследователя, впрочем, как и для сыщика, роль которого он в данном случае на себя примерял. Среди списка номеров звонивших девушке абонентов проскочило одно знакомое. Константин тут же сверился с блокнотом – так и есть: Мансуров Тимур Сардокович.
– Зачем ты ей звонил? – произнес молодой человек в безмолвной пустоте комнаты, нервно теребя душку очков. – Зачем? Это что-то да значит. Вот только что?
* * *
Марианна с усилием пыталась разомкнуть слипшиеся ресницы. Но даже сквозь сомкнутые веки глаза прожигал нестерпимый свет горячих ламп. Тупая головная боль, что давала о себе знать с вечера, не отпускала и по утрам. Губы пересохли, склеились – рот не разомкнуть. Так наступало новое утро очередного мучительного дня. С тех пор как под влиянием снотворного с отложенным действием Марианна в кабинете безумного доктора потеряла сознание, а наутро очнулась в отсеке № 29, где пробудившийся раньше Илья сидел на коленях, качаясь взад-вперед в безучастном созерцании унылой стены, каждый новый день повторял предыдущий. Мучительная жажда, унизительный поход в уборную в сопровождении жуткого черного санитара – маньяка в прошлом, а вероятнее всего, и в настоящем; возвращение в опостылевший отсек с убийственными лампами на потолке, бесплодные попытки сочинить хоть какую-то рифму, чтобы подобрать ключ к несговорчивому медиуму, и вместе с тем тягостные раздумья, стоит ли вообще этот ключ подбирать.
Еще со времени беседы с Тимуром Сардоковичем где-то в подкорке ее точил червь сомнения: нет никакого договора, с пленными не договариваются, от пленных избавляются, когда в них перестают нуждаться. Никакого билета в светлое (более похожее на темное) будущее у доктора для нее нет. Охранник-ворона выдает пропуск на одно лицо, и уж точно не на нее. Тогда к чему торопить события? К чему спешить разговорить медиума, когда для нее все предрешено? Но коротать дни в этом узилище было невыносимо страшно, мерзко, унизительно. Потому толика надежды на милосердие Тимура Сардоковича, врача, когда-то кому-то клявшегося не навредить, надежда на его человеческие качества заставляла Марианну все же пытаться вытянуть из Ильи Вадимовича столь интересующую доктора информацию. Она сочиняла нелепые детские рифмы (большее, как назло, не приходило в голову), которые не производили на пациента отсека ожидаемого действия. Единственное, чего она смогла от него добиться, это пара косых взглядов в свою сторону. Под конец он и вовсе отворачивался, укладываясь на свой неуютный коврик, в такие минуты Марианна видела лишь занятную татуировку на затылке Ильи – символы четырех стихий – жезл, меч, пентакль и кубок, поверх которых изображался юноша с поднятой правой рукой, а внизу – римская цифра «I» и подпись «МАГ»
