– В том-то и дело, что не знаю. Меня отец с пеленок муштровал, но настоящим пацаном так и не сделал. Но и к девчонкам меня не тянет.
– Не тянет в каком смысле? Они тебя не привлекают?
– Нет-нет, привлекают, хотя… мне никто не нравится, даже не думал об этом. Я о другом: их интересы, разговоры мне так же параллельны, как и все, чему меня пытался научить папа.
– Знаешь, что я думаю – ты не зацикливайся на этом вопросе, перестань думать об этом как о проблеме, и все решится само собой, природа возьмет свое. Главное, не позволяй никому тебе ничего насильно насаждать. Возможно, у тебя своя дорога. Поверь, в мире гораздо больше дорог, чем видится тебе. Твой ум затуманен условностями. Избавься от шелухи, и ты разглядишь свой собственный путь! А что до Марийки, не знаю… Думаю, твоя двойственность сыграла свою роль. Твоя особенность – два начала соединены в одном – могла позволить двум душам мирно существовать в одном пространстве. Но стал ли этот мотив решающим – как знать… Твоя душа осталась, отвергнув зеркало, отказалась проникнуть внутрь. Но, возможно, по каким-то причинам у нее не получилось это вовремя сделать. Зато теперь у нее достаточно времени и пространства для перемещения. – Марианна улыбнулась. – Есть новости из школы?
– Пока все по-прежнему, – ответил Аким. – С тех пор как на следующий день после моего «шоу» на крыше класс в полном составе, кроме Любки, не вышел на занятия, ничего не изменилось. Все так и сидят по домам – бледные, слабые.
– Любка – это, если не ошибаюсь, соседка по парте? Та единственная, кто ничего не снимал?
Аким кивнул.
– А что говорят доктора?
– Говорят, это какой-то особый вид неврастении. Я даже запомнил – ги-по-сте-ни-чес-ка-я форма, – произнес мальчик по слогам, – ее особый вид, коллективный, наверное.
Взгляд Марианны сделался строгим.
– Это шутка, – поправился Аким, – насчет коллективного. Ничего они не знают.
– Полагаю, Марийка снова пребывает в зазеркалье, только другом. Им было весело, интересно, смешно, все они наблюдали, как ты чудил на крыше, сверкали камерами, предвкушая миллионы лайков. И даже не подозревали, что их интерес, эмоции, силы служат энергией, пищей, необходимой существу с иной стороны, чтобы вырваться на свет. Камеры – то же зеркало, много камер – много зеркал, много энергии для прорыва в другой мир. Твоя смерть довершила бы дело, и Марийка попала бы на небеса или блуждала бы по тонким мирам бесплотным призраком – так или иначе она обрела бы свободу. Она покинула одно зеркало, забрав силу из пары десятков камер-зеркал, но без смерти физического тела, дальше пути нет. И она застряла вновь, но уже в других зеркалах.
